Неалкогольный стеатогепатит: диагностика и лечение, основанные на факторах риска


Северова М.М., Лопаткина Т.Н., Русских А.В., Фомин В.В.

Обсуждается стратегия диагностики и лечения неалкогольной жировой болезни печени (НАЖБП). Подчеркивается, что выявление НАЖБП, во многом строящееся на обнаружении соответствующих факторов риска, всегда означает, что пациент характеризуется очень высоким риском сердечно-сосудистых и почечных осложнений. Лечение НАЖБП подразумевает агрессивное воздействие на факторы риска – наряду с абдоминальным ожирением к ним относятся нарушения обмена липопротеидов, в частности гипертриглицеридемия, и особенно инсулинорезистентность. Рассматриваются возможности применения при НАЖБП статинов, метформина, урсодеоксихолевой кислоты и других препаратов.

Неалкогольная жировая болезнь печени (НАЖБП), спектр клинических и лабораторных форм которой варьируется от выявляемого при ультразвуковом исследовании (УЗИ) стеатоза печени до неалкогольного стеатогепатипа (НАСГ), сегодня может претендовать на роль одного из наиболее распространенных в популяции хронических заболеваний печени. Так, при обследовании 155 пациентов, не имевших факторов риска вторичной НАЖБП, в УЗ-отделении клиники Университета Регенсбурга (ФРГ) [1] у 40 % из них удалось выявить печеночный стеатоз. В группе обследованных, у которых была выявлена НАЖБП, оказались заметно выше индекс массы тела (ИМТ), отношение окружность талии (ОТ)/окружность бедра (ОБ), а также чаще встречались артериальная гипертензия и сахарный диабет (СД). Результаты другого исследования [2], включившего 3005 госпитализированных пациентов, показали, что УЗ-признаки НАЖБП встречались у 20 % обследованных, более чем у 60 % из них удалось диагностировать метаболический синдром (МС). Хотя бы один фактор риска наблюдался у 88,4 % пациентов с НАЖБП, а у 14,1 % из них регистрировались все 5 компонентов МС. Группа с НАЖБП отличалась достоверно большими ИМТ и ОТ. Частота НАЖБП, в т. ч. в форме стеатогепатита, особенно велика у больных СД 2 типа (СД2). N.C. Leite и соавт. (2009) [3], обследовав 180 больных СД2, у 69,4 % из них диагностировали НАЖБП. Наличие УЗ-признаков печеночного стеатоза было сопряжено с большими значениями ОТ, триглицеридемии и сывороточной активности аланинаминотрансферазы (АЛТ). Вероятность обнаружения НАЖБП существенно возрастала (в 3,7–4,1 раза) при наличии более высоких (> 2,82 ммоль/л) сывороточного уровня триглицеридов и активности АЛТ (≥ 40 МЕ/мл), а также ожирения, особенно абдоминального.

Статус общепопуляционной проблемы для НАЖБП подтверждается и результатами исследований, в которых ее диагностировали с помощью биопсии. J.Y. Lee и соавт. (2007) [4] в течение года (2004–2005), выполняя биопсию печени 589 потенциальным донорам печени, у 51,0 % из них выявили cтеатоз > 5,0 %, у 10,4 % – > 30,0 %, у 2,2 % – НАСГ. Факторами риска наличия стеатоза > 30 % оказались возраст старше 30 лет (вероятность – 2,22; р = 0,014), ожирение (вероятность – 5,32; р < 0,001) и гипертриглицеридемия. Таким образом, НАЖБП довольно часто может стать поводом для обращения к терапевту/врачу общей практики или являться “второй” болезнью, при этом диагностика ее наряду с УЗИ требует обязательной оценки наличия соответствующих факторов риска, а в ряде случаев – и биопсии печени.

Больная Д. 42 лет поступила в Клинику нефрологии, внутренних и профессиональных болезней им. Е.М. Тареева Университетской клинической больницы № 3 ГОУ ВПО “Первый МГМУ им. И.М. Сеченова” Минздравсоцразвития России с жалобами на периодические боли в правом подреберье, общую слабость.

До 2006 г. вела активный образ жизни, регулярно занималась спортом. В 2006 г. получила травму колена, в связи с чем прекратила регулярные физические нагрузки и в последующие 3 месяца увеличила массу тела на 17 кг; ИМТ достиг 29 кг/м2. В декабре 2007 г. при планировании оперативного вмешательства на коленном суставе впервые выявлены умеренная гепатомегалия, значительное повышение сывороточной активности печеночных трансаминаз: АЛТ – до 16 норм, аспартатаминотрансфераза (АСТ) – до 8,5 норм, γ-глутаматтранспептидаза (ГГТП) – до 2 норм, тощаковая гипергликемия (6,1 ммоль/л). Маркеров инфекции HBV и HCV обнаружено не было; клинические признаки и анамнестические указания на злоупотребление алкоголем и прием гепатоксических лекарственных препаратов отсутствовали. Диагностирован НАСГ, проводилось лечение адеметионином (Гептрал), урсодеоксихолевой кислотой; рекомендована низкокалорийная и гиполипидемическая диета. При обследовании в динамике отмечено снижение активности печеночных трансаминаз до 2–4 норм. Сохранялась умеренная гипергликемия: максимально – до 6,4 ммоль/л. СОЭ, сывороточная концентрация С-реактивного белка, ревматоидного фактора, активность щелочной фосфатазы оставались в пределах нормы.

В феврале 2009 г. повторно госпитализирована в стационар по месту жительства. При обследовании изучен широкий спектр иммунологических показателей – антитела к кардиолипину, антитела к ДНК, маркеры аутоиммунного гепатита (АМА, ASMA, LKM-1), LE-клетки обнаружены не были. Тем не менее выявление антинуклеарного фактора в титре 1 : 20 стало основанием для пересмотра диагноза в пользу аутоиммунного гепатита, в связи с чем было начато лечение преднизолоном (40 мг/сут внутрь); в последующем дозу постепенно снизили по 2,5 мг/сут/нед.

В период применения максимальной дозы преднизолона сывороточная активность печеночных трансаминаз несколько снизилась, однако через короткий период эти показатели вновь повысились до 3–4 норм. В течение 4 недель приема преднизолона масса тела увеличилась еще на 9 кг; сформировалось очевидное абдоминальное ожирение (ИМТ – 34 кг/м2, ОТ – 113 см). Появились одышка, из-за которой снизилась толерантность к физической нагрузке, тахикардия; впервые отмечено повышение артериального давления (АД) до 160/90 мм рт. ст. С целью уточнения диагноза и определения тактики ведения госпитализирована в Клинику нефрологии, внутренних и профессиональных болезней им. Е.М. Тареева.

Анамнез без особенностей – пациентка не курит, не злоупотребляет алкоголем, трое детей, беременности протекали без осложнений. Работает преподавателем физического воспитания.

При осмотре – гиперстенического телосложения, абдоминальное ожирение (ИМТ – 31 кг/м2, ОТ – 113 см). Кожные покровы обычной окраски. Сосудистая инъекция склер; умеренная гиперемия тенара и гипотенара (“печеночные ладони”). Лимфатические узлы не пальпируются. Отеков нет. Частота дыхательных движений – 16/мин. Дыхание везикулярное, хрипов нет. Область сердца и крупных сосудов не изменена. Тоны сердца приглушены, ритмичны, частота сердечных сокращений – 96/мин. АД – 150/100 мм рт. ст. Живот увеличен за счет избытка подкожно-жировой клетчатки, при пальпации мягкий, слегка болезненный в эпигастрии, асцита нет. Размеры печени по Курлову – 13–10–8 см. Край
печени ровный, мягко-эластической консистенции, пальпация печени безболезненна. Длинник селезенки – 9 см. Симптом поколачивания по поясничной области отрицательный с обеих сторон. Мочеиспускание безболезненно.

Биохимическое исследование крови выявило повышение сывороточной активности печеночных трансаминаз: АЛТ – 103 ЕД/л (2,6 нормы), АСТ – 82 ЕД/л (2 нормы), АСТ/АЛТ – 0,8; ГГТП – 69 ЕД/л (1,25 нормы). Кроме того, констатированы гипертриглицеридемия (247 мг/дл), повышение сывороточного уровня липопротеидов очень низкой плотности (49,4 мг/дл). Показатель общего холестерина, сывороточная концентрация липопротеидов высокой и низкой плотности в пределах нормы. Тощаковая гликемия – 5,8 ммоль/л. Гиперурикемии нет.

Иммунологические показатели сыворотки крови, в т. ч. титры антинуклеарного фактора, антител к ДНК, маркеров аутоиммунного гепатита (АГМА, АМА), антител к кардиолипину, онкомаркеров в пределах нормы. Общий анализ мочи – без особенностей.

УЗИ брюшной полости выявило гепатомегалию, стеатоз печени. Размеры левой доли – 75 × 80 мм, правой доли – 138 × 43 мм, хвостатой доли – 48 × 21 мм. Контуры печени четкие, ровные, эхоструктура однородная повышенной эхогенности. Внутрипеченочные желчные протоки не расширены. Сосудистый рисунок сохранен. Печеночные вены – 6 мм, кровоток по ним двухфазный (HVO тип). Диаметр нижней полой вены (печеночный отдел) – 14 мм. Диаметр воротной вены – 9 мм, направление кровотока правильное. Желчный пузырь не увеличен, поперечник – 29 мм, толщина стенки – 2 мм, в просвете пузыря камней не обнаружено. Поджелудочная железа не увеличена, контуры ровные, паренхима однородная, значительно гиперэхогенна. Главный панкреатический проток не расширен. Селезенка не увеличена, ее размеры – 115 × 43 мм, структура однородная. Селезеночная вена – 5 мм.

Вирусные и токсические поражения печени были исключены. Женский пол и персистирующее повышение активности печеночных трансаминаз в сыворотке крови требовали дифференциации между аутоиммунным гепатитом и НАЖБП (неалкогольный гепатит). Последний диагноз представлялся более вероятным с учетом наличия МС – абдоминального ожирения, гипертриглицеридемии, артериальной гипертензии, а также впервые выявленной инсулинорезистентности (ИР; HOMA-индекс – 5,5; гликированный гемоглобин – 7,1 %).

Выполнена пункционная биопсия печени: в препарате фрагмент ткани печени, содержащий фрагменты портальных трактов мелкого калибра. Дольковое и балочное строения сохранены. Диффузная выраженная мелкокрупнокапельная жировая дистрофия гепатоцитов (до 66 %). Ядра части гепатоцитов вакуолизированы. Единичные апоптозные тельца. Единичный некрупный внутридольковый лимфомакрофагальный инфильтрат. В просвете синусоидов увеличено количество лимфоцитов, встречаются эозинофильные лейкоциты.

Портальные тракты слабо инфильтрированы лимфо-макрофагальными элементами. Индекс активности НАСГ по шкале Brunt [5] и Kleiner [6] составил 4 балла.

Таким образом, клинико-анамнестические данные, в т. ч. наличие МС, результаты УЗИ и биопсии печени подтвердили наличие НАСГ. Рекомендованы низкокалорийная гиполипидемическая диета, увеличение интенсивности аэробных физических нагрузок. С целью коррекции ИР назначены метформин (1700 мг/сут) и урсодеоксихолевая кислота (1000 мг/сут). Применен также дигидопиридиновый антагонист кальция. Спустя 12 месяцев отмечена четкая положительная динамика: масса тела снизилась на 5 кг, нормализовалась сывороточная активность АСТ и АЛТ; АД достигло целевых величин (120/80 мм рт. ст.).

НАЖБП, в т. ч. на стадии стеатогепатита, наиболее реальна у пациентов, имеющих МС, что четко подтверждает представленное наблюдение [7]. Более того, без применения соответствующих методов лечения метаболические расстройства у больных НАЖБП имеют неуклонную тенденцию к нарастанию. I. Friis-Liby и соавт. (2004) [8] в течение 2,8 ± 1,2 года наблюдали группу из 102 больных НАСГ; 80 оказались доступными для подробного повторного обследования. Исходно у 68 % пациентов отмечена избыточная масса тела (ИМТ – 25–30 кг/м2, в среднем 28,2 кг/м2). При повторном обследовании констатировано, что у 23 % больных сформировались СД2 и/или нарушение толерантности к глюкозе. Гиперинсулинемия отмечена у 24 % обследованных. Нарушения обмена липопротеидов были констатированы у 81 % больных при повторном обследовании. Исходно у 11 % пациентов наблюдалась артериальная гипертензия, при повторном обследовании – у 27 %. Биопсия печени была выполнена у 24 % больных; у 89 % из них при морфологическом исследовании не вызывал сомнения НАСГ.

Проведенное в Южной Корее эпидемиологическое исследование [9] включило 6648 пациентов (3530 мужчин и 3118 женщин), не злоупотреблявших алкоголем (мужчины – менее 30 г/ сут, женщины – менее 20 г/сут) и не имевших маркеров вирусных гепатитов. НАЖБП, диагностированная с помощью УЗИ, была выявлена у 18,7 % обследованных, в т. ч. у 23 % мужчин и 13,7 % женщин. Факторами риска НАЖБП как у мужчин, так и у женщин оказались ожирение, ИР, гиперлипидемия и гипергликемия; только у женщин – возраст, состояние менопаузы и прием эстроген-содержащих препаратов. В другом популяционном исследовании, выполненном в Израиле, установлено, что риск НАЖБП достоверно возрастал (в 2,8 раза) у мужчин: при абдоминальном ожирении – в 2,9 раза, при повышении индекса HOMA – в 5,8, в 2,3 раза – при гиперинсулинемии и в 2,4 – при гипертриглицеридемии [10]. У жителей Японии была также констатирована независимая взаимосвязь между НАЖБП и расстройствами углеводного обмена [11]. НАЖБП удается диагностировать при УЗИ почти у 8 % детей; факторами риска данного заболевания у них являются повышение сывороточной концентрации общего холестерина и увеличение ОТ [12].

В любом возрасте, как и у представленной нами больной, ключевым фактором риска НАЖБП является абдоминальное ожирение, при котором повреждение печеночной ткани, очевидно, во многом инициируют продуцируемые адипоцитами медиаторы, в частности лептин. Так, по данным M. Lemoine и соавт. (2009) [13], существует четкая ассоциация между выраженностью НАСГ и снижением сывороточной концентрации тканьпротективного адипонектина с одновременным увеличением в сыворотке крови концентрации лептина, повреждающего ткани-мишени и усугубляющего их ИР.

У обследованной нами больной не было выявлено синдрома обструктивного апноэ, который, тем не менее, с учетом присущей именно этой категории больных максимальной выраженности абдоминального ожирения, ИР и других метаболических расстройств может претендовать на роль одного из главных факторов риска НАЖБП. Наличие независимой связи между синдромом обструктивного апноэ во время сна, абдоминальным ожирением и НАЖБП подтверждается в клинических исследованиях. S.L. Verhulst и соавт. (2009) [14] в ретроспективном исследовании, включившем взрослых и детей с избыточной массой тела и ожирением, продемонстрировали, что независимыми детерминантами НАЖБП являются ОТ и наименьшая величина сатурации O2 артериальной крови, регистрируемая во время эпизодов ночного апноэ. Эти данные позволяют обсуждать значение возникающей у больных синдромом обструктивного апноэ во время сна пароксизмальной гипоксии как фактора, индуцирующего или по крайней мере усугубляющего прогрессирование НАЖБП, в частности трансформацию ее из бессимптомного стеатоза в стеатогепа-
тит. По-видимому, именно во время наблюдающихся во время ночного апноэ эпизодов гипоксии повреждение печеночной ткани у больных МС становится особенно активным. По данным V.Y. Polotsky и соавт. (2009) [15], у пациентов с синдромом обструктивного апноэ во время сна степень ночного снижения сатурации O2 артериальной крови во многом определяет выраженность некоторых гистологических признаков печеночного процесса – воспаления, баллонной дистрофии и фиброза гепатоцитов. В другом исследовании [16] степень и частота ночного снижения сатурации O2 артериальной крови оказались максимальными у пациентов с признаками печеночного фиброза. В пользу того, что наблюдающаяся при синдроме обструктивного апноэ во время сна пароксизмальная гипоксия может выступать в качестве самостоятельного фактора прогрессирования НАЖБП, в т. ч. индуцировать трансформацию стеатоза в стеатогепатит, свидетельствует также обнаруженное E.R. Kallwitz и соавт. (2007) [17] достоверное увеличение частоты гистологических признаков фиброза печени и активности АЛТ в сыворотке крови у больных НАЖБП, имевших ночное апноэ, по сравнению с не имевшими его.

В пользу роли возникающих во время ночного апноэ эпизодов гипоксии в патогенезе НАЖБП свидетельствуют также данные, полученные в экспериментальных работах. На линии мышейс генетически детерминированным ожирением продемонстрировано [18], что при содержании этих животных на диете, богатой холестерином, в группе, подверженной повторным эпизодам гипоксии, наблюдается увеличение сывороточной активности печеночных трансаминаз, а также бóльшие по сравнению с особями с нормальным потреблением кислорода (контрольная группа) отложение жиров в гепатоцитах зоны 3 и экспрессия печеночной тканью провоспалительных цитокинов (интерлейкин-1β, интерлейкин-6), и макрофагального воспалительного протеина-2. Кроме того, у животных, испытывавших повторные эпизоды гипоксии, отмечены накопление в ткани печени мРНК α1-цепи коллагена I типа, отражающее активацию процессов фиброгенеза, а также тенденция к росту экспрессии фактора некроза опухоли α. Данное экспериментальное исследование, моделирующее синдром обструктивного апноэ во время сна, позволяет предполагать наличие сходных особенностей в пато- и морфогенезе НАЖБП.

Избыток инсулина способствует не только развитию НАЖБП, но и ее прогрессированию, в т. ч., как и в других тканях-мишенях, формированию фиброза. Продемонстрировано, что при НАСГ нарастает резистентность печеночной ткани к инсулину, что подтверждается регистрируемым при исследовании биоптатов печени нарушением фосфорилирования Akt – ключевого внутриклеточного эффектора инсулина [19]. Показано [20], что величина индекса HOMA > 3,5 (у обследованной нами пациентки он составил 5,5) является независимым фактором риска НАСГ. Гиперинсулинемия и ИР обнаруживаются у большинства больных НАЖБП [21]. В свою очередь именно при НАСГ максимальна вероятность развития СД2, что подтверждается результатами эпидемиологических исследований, в частности Insulin Resistance Atherosclerosis Study [22].

Наряду с ИР другим ведущим фактором риска у демонстрируемой нами больной является гипертриглицеридемия (247 мг/дл). Эпидемиологическое исследование, включившее 3260 взрослых (возраст ≥ 18 лет), продемонстрировало, что независимой детерминантой НАСГ, сопровождающегося повышением сывороточной активности АЛТ, является триглицеридемия > 150 мг/дл [23]. Очевидно, что гипертриглицеридемию можно рассматривать как самостоятельный объект терапевтического воздействия у пациентов с НАЖБП.

Выраженность факторов риска предопределяет то, что у больных НАЖБП долгосрочный прогноз может оказаться неблагоприятным не столько с точки зрения прогрессирования собственно печеночного поражения, сколько в связи с высокой частотой поражения сердца, сосудистой стенки
и почек, соответственно – с крайне высоким риском сердечно-сосудистых и почечных осложнений. В целом сам по себе факт наличия НАЖБП сопряжен с достоверным увеличением риска смерти, в т. ч. сердечно-сосудистой, частота которой не уступает или даже превосходит у этой категории больных смертность от цирроза печени и непосредственно связанных с ним осложнений. C. Söderberg и соавт. (2010) [24] проанализировали выживаемость больных НАЖБП, группа которых была выделена из тех, кому с 1980 по 1984 г. была выполнена пункционная биопсия печени в связи с повышением активности печеночных трансаминаз. Средний возраст пациентов на момент включения в исследование составил 45 ± 12 лет. За период наблюдения умерли 40 % больных НАЖБП, число случаев сердечно-сосудистой смерти у них более чем в 2 раза превзошло смертность, связанную с прогрессированием печеночного процесса. В сопоставлении с общей популяцией смертность пациентов с НАЖБП оказалась на 69 % выше, в т. ч. на 55 % выше в группе с бессимптомным печеночным стеатозом и на 86 % выше в группе с НАСГ. Продемонстрировано [25], что наличие НАЖБП сопряжено с увеличением риска обнаружения ишемической болезни сердца (ИБС) при проведении коронароангиографии в 6,73 раза (р = 0,035), при этом частота обнаружения НАЖБП достоверно возрастает по мере увеличения распространенности атеросклеротического поражения коронарных артерий. Ассоциация между НАЖБП и ИБС четко показана при обследовании больных СД2, у которых G. Targher и соавт. (2006) [26] обнаружили, что именно при наличии НАЖБП максимума достигает частота ИБС (23,0 против 15,5 % в группе без НАЖБП), цереброваскулярных заболеваний (17,2 против 10,2 %) и синдрома перемежающейся хромоты (12,8 против 7,0 %; во всех случаях p < 0,001).

Наряду с клинически очевидными формами сердечно-сосудистых заболеваний сегодня не вызывают сомнения взаимосвязи НАЖБП с признаками поражений органов-мишеней, регистрируемых лабораторными и/или инструментальными методами обследования. Так, обследование пациентов с НАЖБП показало, что наличие у них признаков НАСГ сопряжено с достоверным ростом частоты обнаружения признаков хронической болезни почек более чем в 3 раза [27]. Эпидемиологическое исследование, включившее 8329 практически здоровых мужчин – коренных жителей Южной Кореи, показало, что относительный риск хронической болезни почек III стадии (расчетная скорость клубочковой фильтрации < 60 мл/мин/м2) возрастает в 2,31 раза у лиц, имеющих НАЖБП, сопровождающуюся повышением сывороточной концентрации ГГТП [28]. Амбулаторное наблюдение за 1760 больными СД2, продолжавшееся в среднем 6,5 года, выявило, что диагностируемая при УЗИ НАЖБП ассоциирована с увеличением вероятности хронической болезни почек (протеинурия и/или расчетная скорость клубочковой фильтрации < 60 мл/мин/м2) в 1,49 раза (р < 0,01); на силу данной взаимосвязи не оказывали существенного влияния возраст, пол, ИМТ, ОТ, АД, курение, “стаж” СД2, уровень гликированного гемоглобина, параметры, характеризующие обмен липопротеидов, исходная расчетная скорость клубочковой фильтрации, микроальбуминурия, а также прием сахароснижающих, антигиперлипидемических, антигипертензивных или антитромбоцитарных препаратов [29]. Продемонстрировано, что у больных МС и НАЖБП достоверно более выражены гипертрофия левого желудочка и связанные с ней нарушения его диастолической функции [30]. В исследовании Cardio-GOOSE [31], включившем представителей общей популяции в возрасте от 30 до 70 лет, скорость пульсовой волны достоверно увеличилась в группе больных НАЖБП, достигнув максимума при наличии у них МС (7,40 ± 1,47 м/с в контрольной группе против 7,98 ± 1,51 м/с [р < 0,05] против 8,29 ± 2,2 м/с; p < 0,001). Распространенность НАЖБП была наибольшей в группе с самыми высокими величинами скорости пульсовой волны. Наличие МС у пациентов с НАЖБП было также сопряжено с увеличением толщины комплекса интима-медия в общей сонной артерии, достоверным по сравнению с лицами без МС (0,76 ± 0,14 и 0,85 + 0,16 мм соответственно; p < 0,005). Эпидемиологическое исследование, включившее 556 мужчин и 465 женщин в возрасте от 30 до 79 лет, показало, что у больных МС и НАЖБП толщина комплекса интимамедия в общей сонной артерии достоверно выше на 0,06 мм (р = 0,015) по сравнению с не имеющими таковой [33]. Продемонстрировано [34], что при НАЖБП увеличение активности АЛТ в сыворотке крови на каждые 10 МЕ/л сопряжено с достоверным ростом риска регистрируемого при УЗИ увеличения толщины комплекса интима-медия общей сонной артерии, свидетельствующего о ее атеросклеротическом поражении. Таким образом, больных НАЖБП всегда следует рассматривать в категории максимального риска осложнений и обследование их обязательно предполагает применение методов, направленных на выявление поражения органов-мишеней (оценка альбуминурии, креатининемии и расчетной скорости клубочковой фильтрации, определение индекса Соколова–Lyon и/или Сornell, индекса массы миокарда левого желудочка, УЗИ общей сонной артерии).

Лечение НАЖБП подразумевает обязательное применение немедикаментозных методов – дозированных аэробных физических нагрузок и соблюдения низкокалорийной диеты с максимально достижимым уменьшением потребления животных жиров. Тем не менее снижение массы тела при НАЖБП должно быть постепенным в связи с тем, что голодание и резкая потеря массы тела могут сами по себе приводить к развитию этого заболевания. Обязательно воздействие на факторы риска НАЖБП: наряду с абдоминальным ожирением первоочередными терапевтическими объектами следует считать ИР и нарушения обмена липопротеидов [34–36]. При НАЖБП накоплен определенный опыт применения препаратов, использующихся для лечения ожирения. Так, T. Sabuncu и соавт. (2003) [37] показали, что при НАСГ как сибутрамин, так и орлистат вызывают достоверное снижение массы тела, выраженности ИР, а также сывороточной активности АСТ, АЛТ и ГГТП. Орлистат при НАЖБП может с
успехом комбинироваться с эзетимибом и фенофибратом [38].

Проблема антигиперлипидемической терапии при НАЖБП пока далека от однозначного решения: с одной стороны, применение этих препаратов можно считать показанным, с другой – подавляющее большинство из них, в частности считающиеся сегодня эталонными статины, могут сами по себе способствовать нарастанию активности печеночных трансаминаз. Тем не менее результаты контролируемых клинических исследований свидетельствуют о том, что разработка безопасного режима применения статинов при НАЖБП возможна; более того, именно этой категории пациентов данные препараты могут приносить существенную пользу. В контролируемом исследовании GREACE [39], включившем 1600 пациентов с ИБС в возрасте < 75 лет с сывороточной концентрацией холестерина липопротеидов низкой плотности > 2,6 ммоль/л и триглицеридемией < 4,5 ммоль/л, специально проанализировали эффективность и безопасность применявшихся статинов (преимущественно аторвастатина) в группе из 437 больных, исходно имевших умеренно повышенную активность печеночных трансаминаз в связи с НАЖБП. В группе пациентов, получавших статины, отмечено достоверное снижение сывороточной активности печеночных трансаминаз, в то время как в группе, не получавшей эти препараты, произошло дальнейшее нарастание данных показателей. Применение статинов позволило снизить риск сердечно-сосудистых осложнений в группе пациентов с НАЖБП на 68 % (р < 0,0001). Более того, положительное влияние статинов на сердечно-сосудистый прогноз оказалось наиболее заметным именно в группе больных, страдавших НАСГ: риск сердечно-сосудистых осложнений у них снизился на 39 % (р = 0,0074) по сравнению с теми, кто принимал статины при исходно нормальной активности печеночных трансаминаз. Возможность снижения активности печеночных трансаминаз установлена также и в отношении комбинации симвастатина с эзетимибом [40]. Cледовательно, можно утверждать, что статины не только позволяют улучшать сердечно-сосудистый прогноз, но и могут рассматриваться как средство патогенетической терапии НАЖБП, при которой их назначение должно, тем не менее, осуществляться с осторожностью и при обязательном мониторинге активности печеночных трансаминаз.

Препаратом патогенетической терапии НАЖБП может также считаться фенофибрат, устраняющий в т. ч. повышение сывороточной концентрации триглицеридов и обладающий свойствами агониста рецепторов PPAR. В экспериментальной модели НАЖБП применение фенофибрата позволило улучшить функцию микроцируляторного русла печеночной ткани и способствовало интенсификации оксигенации гепатоцитов [41]. C точки зрения воздействия на нарушения обмена липопротеидов и ИР при НАЖБП определенные перспективы также связаны с комбинацией фенофибрата и ниацина [42].

При НАЖБП особое значение имеет коррекция ИР, хотя применение ранее рекомендовавшихся для этого тиазолидиндионов [43] в настоящее время считается необоснованным в связи с их неоднозначным влиянием на риск сердечно-сосудистых осложнений. Одним из наиболее оптимальных
пероральных сахароснижающих препаратов, оправданных при НАЖБП, можно считать метформин. По данным A. Duseja и соавт. (2007) [44], применение метформина при НАСГ позволяет добиваться достоверного снижения, а у части пациентов – нормализации сывороточной активности печеночных трансаминаз. У данной категории больных метформин также способствует положительной динамике инсулинемии, индекса НОМА, уменьшению ИМТ и количества висцерального жира [45]. Клиническое исследование, выполненное у больных СД2 и НАЖБП, показало, что применение метформина позволяет добиваться уменьшения выраженности УЗ-признаков печеночного стеатоза; параллельно снижались ИМТ, отношение ОТ/ОБ, индекс HOMA, уровни гликированного гемоглобина, инсулинемии и плазменной концентрации лептина [46]. Добиться уменьшения выраженности НАЖБП и ИР с помощью метформина удается и у детей [47]. В проспективном рандомизированном контролируемом исследовании продемонстрировано превосходство метформина перед витамином Е и диетой с точки зрения частоты нормализации печеночных трансаминаз у больных НАЖБП [48]. Применение витамина Е, N-ацетилцистеина и рыбьего жира для лечения НАЖБП может обсуждаться [43], но в отличие от метформина их эффективность при этом заболевании пока четко не доказана.

Для лечения НАЖБП, особенно на стадии стеатогепатита, используется также урсодеоксихолевая кислота [49]. В качестве дополнительных средств могут обсуждаться различные гепатопротекторы. НАЖБП не в меньшей степени, чем другие последствия абдоминального ожирения и МС, может
рассматриваться как эпидемиологически и социально значимая проблема. Выявление НАЖБП, во многом строящееся на обнаружении соответствующих факторов риска, всегда означает, что пациент характеризуется очень высоким риском сердечно-сосудистых и почечных осложнений. Лечение НАЖБП подразумевает агрессивное воздействие на факторы риска – наряду с абдоминальным ожирением к ним относятся нарушения обмена липопротеидов, в частности гипертриглицеридемия, и особенно ИР, а применяемые при этом терапевтические методы, очевидно, способствуют также и торможению прогрессирования поражения других органов-мишеней.


Литература


1. Kirovski G, Schaecherer D, Wobser H, et al. Prevalence of ultrasound-diagnosed non-alcoholic fatty liver disease in a hospital cohort and its association with athropometric, biochemical and sonographic characteristics. Int J Clin Exp Med 2010;3(3):202–10.
2. Radu C, Grigorescu M, Crisan D, et al. Prevalence and associated risk factors of non-alcoholic fatty liver disease in hospitalized patients. J. Gastrointestin. Liver Dis 2008;17(3):255–60.
3. Leite NC, Salles GF, Araujo AL, et al. Prevalence and associated factors of non-alcoholic fatty liver disease in patients with type-2 diabetes mellitus. Liver Int 2009;29(1):113–19.
4. Lee JY, Kim KM, Lee SG, et al. Prevalence and risk factors of non-alcoholic fatty liver disease in potential living liver donors in Korea: a review of 589 consecutive liver biopsies in a single center. J Hepatol 2007;47(2):239–44.
5. Brunt EM, Janney CG, Di Bisceglie AM, et al. Nonalcoholic steatohepatitis: a proposal for grading and staging the histologic lesions. Am J Gastroenterol 1999;94:2467–74.
6. Kleiner DE, Brunt EM, Van Natta ML, et al. Nonalcoholic steatohepatitis clinical research network. Design and validation of a histologic scoring system for NAFLD. Hepatology 2005;41:1313–21.
7. Clark JM, Brancati FL, Diehl AM. Nonalcoholic fatty liver disease. Gastroenterology 2002;122(6):1649–57.
8. Friis-Liby I, Aldenborg F, Jerlstad P, et al. High prevalence of metabolic complications in patients with non-alcoholic fatty liver disease. Scand J Gastroenterol 2004;39(9):864–69.
9. Park SH, Jeon WK, Kim SH, et al. Prevalence and risk factors of non-alcoholic fatty liver disease among Korean adults. J Gastroenterol Hepatol 2006;21(1):138–43.
10. Zelber-Sagi S, Nitzan-Kaluski D, Halpern Z, et al. Prevalence of primary non-alcoholic fatty liver disease in a population-based study and its association with biochemical and anthropometric measures. Liver Int 2006;26(7):856–63.
11. Jimba S, Nakagami T, Takahashi M, et al. Prevalence of non-alcoholic fatty liver disease and its association with impaired glucose metabolism in Japanese adults. Diabet Med 2005;22(9):1141–45.
12. Alavian SM, Mohammad-Alizadeh AH, Esna-Ashari F, et al. Non-alcoholic fatty liver disease prevalence among school-aged children and adolescents in Iran and its association with biochemical and anthropometric measures. Liver Int 2009;29(2):159–63.
13. Lemoine M, Ratziu V, Kim M, et al. Serum adipokine levels predictive of liver injury in non-alcoholic fatty liver disease. Liver Int 2009;29(9):1431–38.
14. Verhulst SL, Jacobs S, Aerts L, et al. Sleepdisordered breathing: a new risk factor of suspected fatty liver disease in overweight children and adolescents? Sleep Breath 2009; 13(2):207–10.
15. Polotsky VY, Patil SP, Savransky V, et al. Obstructive sleep apnea, insulin resistance, and steatohepatitis in severe obesity. Am J Respir Crit Care Med 2009;179(3):228–34.
16. Mishra P, Nugent C, Afendy A, et al. Apnoeichypopnoeic episodes during obstructive sleep apnoea are associated with histological nonalcoholic steatohepatitis. Liver Int 2008;28(8):1080–86.
17. Kallwitz ER, Herdegen J, Madura J, et al. Liver enzymes and histology in obese patients with obstructive sleep apnea. J Clin Gastroenterol 2007;41(10):918–21.
18. Savransky V, Bevans S, Nanayakkara A, et al.Chronic intermittent hypoxia causes hepatitis in a mouse model of diet-induced fatty liver. Am J Physiol Gastrointest Liver Physiol 2007;293(4):871–77.
19. Piro S, Spadaro L, Russello M, et al. Molecular determinants of insulin resistance, cell apoptosis and lipid accumulation in non-alcoholic steatohepatitis. Nutr Metab Cardiovasc Dis 2008;18(8):545–52.
20. Sobhonslidsuk A, Jongjirasiri S, Thakkinstian A, et al. Visceral fat and insulin resistance as predictors of non-alcoholic steatohepatitis. World J Gastroenterol 2007;13(26):3614–18.
21. Comert B, Mas MR, Erdem H, et al. Insulin resistance in non-alcoholic steatohepatitis. Dig Liver Dis 2001;33(4):353–58.
22. Hanley AJ, Williams K, Festa A, et al. Elevations in markers of liver injury and risk of type 2 diabetes: the insulin resistance atherosclerosis study. Diabetes 2004;53(10):2623–32.
23. Chen CH, Huang MH, Yang JC, et al. Prevalence and etiology of elevated serum alanine aminotransferase level in an adult population in Taiwan. J Gastroenterol Hepatol 2007;22(9):1482–89.
24. Soderberg C, Stal P, Askling J, et al. Decreased survival of subjects with elevated liver function tests during a 28-year follow-up. Hepatology 2010;51(2):595–02.
25. Arslan U, Turkoglu S, Balcioglu S, et al. Association between nonalcoholic fatty liver disease and coronary artery disease. Coron Artery Dis 2007;18(6):433–36.
26. Targher G, Bertolini L, Padovani R, et al. Increased prevalence of cardiovascular disease in Type 2 diabetic patients with non-alcoholic fatty liver disease. Diabet Med 2006;23(4):403–09.
27. Yasui K, Sumida Y, Mori Y, et al. Nonalcoholic steatohepatitis and increased risk of chronic kidney disease. Metabolism 2010. [Epub ahead of print].
28. Chang Y, Ryu S, Sung E, et al. Nonalcoholic fatty liver disease predicts chronic kidney disease in nonhypertensive and nondiabetic Korean men. Metabolism 2008;57(4):569–76.
29. Targher G, Chonchol M, Bertolini L, et al. Increased risk of CKD among type 2 diabetics with nonalcoholic fatty liver disease. J Am Soc Nephrol 2008;19(8):1564–70.
30. Goland S, Shimoni S, Zornitzki T, et al. Cardiac abnormalities as a new manifestation of nonalcoholic fatty liver disease: echocardiographic and tissue Doppler imaging assessment. J Clin Gastroenterol 2006;40(10):949–55.
31. Salvi P, Ruffini R, Agnoletti D, et al. Increased arterial stiffness in nonalcoholic fatty liver disease: the Cardio-GOOSE study. J Hypertens 2010;28(8):1699–707.
32. Kim HC, Kim DJ, Huh KB. Association between nonalcoholic fatty liver disease and carotid intima-media thickness according to the presence of metabolic syndrome. Atherosclerosis 2009;204(2):521–25.
33. Wang CC, Lin SK, Tseng YF, et al. Elevation of serum aminotransferase activity increases risk of carotid atherosclerosis in patients with nonalcoholic fatty liver disease. J. Gastroenterol. Hepatol 2009;24(8):1411–16.
34. Лазебник Л.Б., Звенигородская Л.А., Егорова Е.Г. Метаболический синдром у пациентов с заболеваниями органов пищеварения // Тер. арх. 2007. № 79 (10). C. 9–13.
35. Федоров И.Г., Никитин И.Г., Сторожаков Г.И. Неалкогольный стеатогепатит: клиника, патогенез, диагностика, лечение //Consilium medicum 2004. № 6(6). C. 401–05.
36. Neuschwander-Tetri BA, Caldwell SH. Nonalcoholic steatohepatitis: summary of an AASLD Single Topic Conference. Hepatology 2003;37(5):1202–19.
37. Sabuncu T, Nazligul Y, Karaoglanoglu M, et al. The effects of sibutramine and orlistat on the ultrasonographic findings, insulin resistance and liver enzyme levels in obese patients with nonalcoholic steatohepatitis. Rom J Gastroenterol 2003;12(3):189–92.
38. Filippatos TD, Elisaf MS. Combination drug treatment in patients with non-alcoholic fatty liver disease. World J Hepatol 2010;2(4):139–42.
39. Athyros VG, Tziomalos K, Gossios TD, et al. GREACE Study Collaborative Group. Safety and efficacy of long-term statin treatment for cardiovascular events in patients with coronary heart disease and abnormal liver tests in the Greek Atorvastatin and Coronary Heart Disease Evaluation (GREACE) Study: a post-hoc analysis. Lancet 2010;376(9756):1916–22.
40. Abel T, Feher J, Dinya E, et al. Safety and efficacy of combined ezetimibe/simvastatin treatment and simvastatin monotherapy in patients with non-alcoholic fatty liver disease. Med Sci Monit 2009;15(12):MS6–MS11.
41. Kondo K, Sugioka T, Tsukada K, et al. Fenofibrate, a peroxisome proliferator-activated receptor alpha agonist, improves hepatic microcirculatory patency and oxygen availability in a high-fatdiet-induced fatty liver in mice. Adv Exp Med Biol 2010;662:77–82.
42. Fabbrini E, Mohammed BS, Korenblat KM, et al. Effect of fenofibrate and niacin on intrahepatic triglyceride content, very low-density lipoprotein kinetics, and insulin action in obese subjects with nonalcoholic fatty liver disease. J Clin Endocrinol Metab 2010;95(6):2727–35.
43. Grattagliano I, Portincasa P, Palmieri VO, et al. Managing nonalcoholic fatty liver disease. Recommendations for family physicians. Can Fam Physician 2007;53:853–67.
44. Duseja A, Das A, Dhiman RK, et al. Metformin is effective in achieving biochemical response in patients with nonalcoholic fatty liver disease (NAFLD) not responding to lifestyle interventions. Ann Hepatol 2007;6(4): 222–26.
45. Tock L, Damaso AR, de Piano A, et al. Long-term effects of metformin and lifestyle modification on nonalcoholic fatty liver disease obese adolescents. J Obes 2010:831901.
46. Nar A, Gedik O. The effect of metformin on leptin in obese patients with type 2 diabetes mellitus and nonalcoholic fatty liver disease. Acta Diabetol 2009;46(2):113–18.
47. Nadeau KJ, Ehlers LB, Zeitler PS, et al. Treatment of non-alcoholic fatty liver disease with metformin versus lifestyle intervention in insulin-resistant adolescents. Pediatr Diabetes 2009;10(1):5–13.
48. Bugianesi E, Gentilcore E, Manini R, et al. A randomized controlled trial of metformin versus vitamin E or prescriptive diet in nonalcoholic fatty liver disease. Am J Gastroenterol 2005;100(5):1082–90.
49. Mendez-Sanchez N, Gonzalez V, Chavez-Tapia N, et al. Weight reduction and ursodeoxycholic acid in subjects with nonalcoholic fatty liver disease. A double-blind, placebo-controlled trial. Ann Hepatol 2004;3(3):108–12.


Похожие статьи


Бионика Медиа