Сердечно-судистые заболевания и остеопороз


Н.Ю. Карпова (1), М.А. Рашид (2), Н.А. Шостак (1), Т.В. Казакова (1)

(1) Российский научно-исследовательский медицинский университет им. Н.И. Пирогова Минздрава РФ, Москва; (2) Городская клиническая больница № 55 ДЗ Москвы
В последние годы в научной литературе и медицинском сообществе активно обсуждается взаимосвязь сердечно-сосудистых заболеваний (ССЗ) и остеопороза. Основанием к дискуссии явились результаты ряда эпидемиологических исследований, в которых выявлена ассоциативная зависимость выраженности сосудистой кальцификации и состояния костной ткани. В статье обсуждаются факторы риска и патогенез развития костных нарушений и ССЗ. Представлен рациональный алгоритм ведения пациентов с поражением сердечно-сосудистой и костной систем. Основное внимание уделено препарату Альфадол-Са, 1 капсула которого содержит 0,25 мкг аналога предшественника витамина D альфакальцидола и 200 мг карбоната кальция. Установлено, что аналоги витамина D, например альфакальцидол, положительно влияют на процессы ремоделирования костной ткани и микроархитектонику костей, кроме того, особым преимуществом подобных препаратов являются доказанные иммуномодулирующий и антицитокиновый эффекты, что оправдывает их применение лицами с сочетанной патологией сердечно-сосудистой и костной систем.

Актуальность

Сердечно-сосудистые заболевания (ССЗ) и остеопороз (ОП) являются важнейшими проблемами национальных систем здравоохранения, их частота неуклонно увеличивается с возрастом. У пожилых лиц ССЗ и остеопоротические переломы служат ведущими причинами госпитализации и преждевременной смерти [1]. Из реальной клинической практики и литературных источников известно, что сочетание этих двух состояний не является исключением. В настоящее время накопилось множество данных, свидетельствующих о наличии ассоциативной связи между этими группами заболеваний [2].

По данным Всемирной организации здравоохранения, ССЗ являются ведущей причиной заболеваемости и смерти 17 млн человек в мире ежегодно. Трудно приуменьшить социально-экономическую значимость ССЗ [3]. В Северной Америке ССЗ являются ведущей причиной инвалидизации и госпитализаций, на которые приходится около 17 % национального бюджета здравоохранения [4]. Среднегодовые прямые медицинские затраты на лечение ССЗ равны 18 млрд долл. [5].

Частота встречаемости ОП, к примеру, в США и Канаде достигает 10,0 и 1,4 млн человек соответственно.

В развитых странах у 20–25 % женщин в возрасте свыше 50 лет выявляется ОП, а у 50 % предполагается наличие остеопении [6, 7]. При этом вероятность наступления преждевременной смерти после перелома бедра увеличивается в течение года в среднем на 20 % [8]. Последствия ОП ложатся тяжелым бременем как на самого пациента, так и на его семью и общество в целом. Опубликованные данные по Северной Америке свидетельствуют, что переломы шейки бедра являются второй ведущей причиной госпитализаций (после ССЗ) женщин старше 65 лет [9]. Среднегодовые прямые медицинские затраты на лечение ОП и ассоциированных переломов составляют около 1,9 млрд долл. [6]. Было показано, что 50 % женщин после перелома проксимального отдела бедра имеют ограничение повседневной активности, а 20 % – становятся инвалидами. Указанное резкое снижение качества жизни, обусловленное ограничением подвижности и потребностью в постороннем уходе, делает непрямые затраты сопоставимыми с таковыми на лечение ССЗ [8].

Традиционные факторы риска и их взаимосвязь

Для ССЗ принято подразделять факторы риска на немодифицируемые (семейный анамнез, мужской пол, старший возраст) и модифицируемые, включающие особенности питания (чрезмерное потребление животных жиров и рафинированных углеводов), низкий уровень физической активности, курение, злоупотребление алкоголем, артериальную гипертензию, дислипидемию, ожирение и сахарный диабет. В последнее время этот список дополнился параметрами эндотелиальной дисфункции (комплаентность артериальной стенки, толщина комплекса интима-медиа, скорость пульсовой волны), массой миокарда левого желудочка, а также лабораторными показателями (липопротеин (а), фибриноген, гомоцистеин и С-реактивный протеин) [10]. С учетом ведущей роли атеросклероза в генезе ССЗ основное значение придается состоянию «здоровья эндотелия», нарушение которого является первым звеном атерогенеза и проявляется ранее других факторов риска [11]. Поражение эндотелия типично для большинства ССЗ и встречается при ишемической болезни сердца, инсульте, хронической сердечной недостаточности, сахарном диабете 2 типа, артериальной гипертензии и ожирении [1]. В развитых странах у большинства взрослых лиц (до 80 %) отмечается более одного фактора риска ССЗ. Особое беспокойство вызывает накопление факторов риска в детской популяции. В недавно опубликованном исследовании у 58 % детей в возрасте 10–11 лет был отмечен хотя бы один фактор риска, а у 8 % детей выявлено 4 и более факторов риска ССЗ [12].

Для ОП немодифицируемыми факторами риска являются женский пол, пожилой возраст, анамнез переломов после 40 лет, семейные случаи ОП, белая или азиатская раса, а также деменция. Потенциально модифицируемые факторы ОП включают низкое значение минеральной плотности костной ткани (МПКТ), недостаточное потребление кальция и витамина D, низкий уровень физической активности, прием ряда лекарственных препаратов (гепарин, глюкокортикоиды, цитостатики и т. д.), дефицит эстрогенов, курение, чрезмерное потребление алкоголя, ранняя менопауза (до 45 лет), а также длительная пременопаузальная аменорея (более года) [13].

В последние годы в научной литературе и медицинском сообществе активно обсуждается взаимосвязь ССЗ и ОП. Основанием для дискуссии стали результаты ряда эпидемиологических исследований, в которых выявлена ассоциативная зависимость выраженности сосудистой кальцификации и состояния костной ткани. Как оказалось, значения МПКТ находились в обратной корреляции с выраженностью кальцификации коронарных артерий и аорты и в прямой – с концентрацией холестерина липопротеидов высокой плотности [14–17].

Более подробно зависимость ССЗ и ОП была описана для отдельных клинических групп. Выраженное снижение МПКТ установлено для пациентов с сахарным диабетом 2 типа при наличии выраженной дисфункции эндотелия [18]. На пораженной стороне у пациентов после перенесенного артериального тромбоза нижних конечностей также отмечены меньшие значения МПКТ и более выраженные нарушения эндотелия [19]. У пожилых лиц после перелома бедра имело место более выраженное атероматозное поражение сосудов на стороне поражения [20]. Скорость потери костной массы была выше у женщин с верифицированным снижением кровотока в сосудах нижних конечностей [21]. Отмечено увеличение риска смерти от сердечно-сосудистых причин в 1,2–3,9 раза при различной степени снижения МПКТ, более выраженное у женщин, что подразумевает наличие не только ассоциативной, но и патогенетической взаимосвязи ССЗ и ОП [22–24].

Потенциальные общие механизмы

Считается доказанным наличие сходства процессов кальцификации и оссификации, происходящих в костной ткани и сосудистой стенке (на примере эволюции атеросклеротической бляшки). Большинство маркеров остеогенеза экспрессируется в сосудистой стенке конституционально, включая костный морфогенный белок 2-го типа, остеонектин, остеопонтин, Gla-белки костного матрикса, остеокальцин и остеопротегерин. Наряду с этим для каждого представителя клеточного пула костной ткани имеется свой эквивалент в сосудистой стенке. Костная резорбция происходит в атеросклеротических бляшках сосудов в основном за счет активированных макрофагов/моноцитов (неостеокластический тип). Механосенситивную роль в сосудах по аналогии с остеоцитами в костной ткани играют мышечные волокна. Обменные процессы в обеих тканях происходят при участии коллагена 1-го типа. Для образования элементов костной ткани (остеосинтеза) в сосудах предполагается фенотипическая модуляция миофибробластов с приобретением ими остеобластического потенциала [25, 26].

В опубликованных обзорных статьях по данной теме обсуждается несколько возможных пусковых механизмов эктопической (внекостной) кальцификации, среди которых важная роль отводится воспалению [25]. Повышение концентраций провоспалительных цитокинов (интерлейкина-6 и фактора некроза опухоли α – ФНО-α) ассоциируется как с частотой ССЗ, так и с костной резорбцией [27]. Половые стероиды (эстрогены) осуществляют свое влияние на кость и сосудистую стенку также посредством интерлейкина-6, ФНО-α и остеопротегерина (ОПГ) [28, 29].

По своему происхождению ОПГ относится к семейству рецепторов ФНО, который подавляет костную резорбцию, блокируя взаимодействие RANK–RANKL [30]. Наибольшие значения ОПГ отмечены у постменопаузальных женщин с ОП [31]. Особый интерес представляют работы, в которых повышение концентрации ОПГ явилось независимым предиктором прогрессирования атеросклероза, возникновения ССЗ и внезапной смерти [32, 33].

Роль липидов (факторов риска ССЗ) в генезе нарушений МПКТ остается спорной. На основании экспериментальных работ предполагалось, что накопление липидов в субэндотелиальном пространстве артерий костей скелета приводит к усилению их «хаотичной кальцификации» с одновременным подавлением образования костной ткани под влиянием недоокисленных продуктов метаболизма [34]. Однако в популяционных исследованиях дислипидемии ассоциировались как с повышением, так и со снижением МПКТ [35, 36]. В настоящее время снижение МПКТ у больных дислипидемией принято соотносить не столько с уровнем липидов как таковых, сколько с выраженностью обструкции сосудов костей атеросклеротическими бляшками, приводящей к снижению кровотока и гипоксии [26].

Другим основным фактором, определяющим взаимосвязь костной и сосудистой тканей, является состояние эндотелия. В норме эндотелий в качестве макромолекулярного барьера выполняет несколько функций: 1) анти- и провоспалительную; 2) вазодилатацию и вазоконстрикцию; 3) анти- и протромботическую; 4) анти- и прооксидантную; 5) стимулирование и угнетение клеточного роста. Сосудистый тонус определяется в основном концентрацией оксида азота (NO), который образуется из L-аргинина под влиянием изоферментов синтетаз азота, включающих три формы – nNOS (нейрональную), eNOS (эндотелиальную) и iNOS (индуцированную) [37]. В костной ткани nNOS экспрессируется редко, а eNOS и iNOS – часто. Однако их роль разнится. Так, eNOS типична для клеточного пула остеобластов, стимулирует их дифференцировку и служит посредником остеотропного влияния эстрогенов. В то время, как iNOS является маркером остеокластов, повышается при всех видах воспаления и ответственна за развитие ОП благодаря подавлению активности остеобластов и усилению их апоптоза [38]. В экспериментальных работах также установлено, что добавление в пищу L-аргинина предотвращает потерю костной массы и угнетает распад коллагена при назначении цитостатиков [39]. В единичных клинических работах назначение нитратов (изосорбида мононитрата), доноров оксида азота, способствовало увеличению МПКТ, снижению концентрации маркеров остеорезорбции (телопептидов) и повышению активности остеосинтеза по уровню костной щелочной фосфатазы [40].

Витамин D и кальций в развитии костных нарушений и ССЗ

Данные широкомасштабных национальных исследований NHANES в США (1988–1994, 2000–2004) позволили впервые на большом популяционном материале «объективизировать» связь витамина D с сердечно-сосудистым риском [41]. Изучая выборку 1988–1994 гг. с D-дефицитом [25(OH)D < 20 нг/мл], Kendrick и соавт. выявили большую частоту случаев стенокардии, инфаркта миокарда и сердечной недостаточности по результатам анкетирования по сравнению с нормальными значениями уровня витамина D – отношение шансов (ОШ) и 95 % доверительный интервал (ДИ) составили 1,2 (1,01; 1,36) соответственно [42]. В более поздней когорте 2000–2004 гг. результаты анкетирования продемонстрировали повышение частоты встречаемости стенокардии, сердечной недостаточности и заболеваний периферических сосудов при наличии D-дефицита [43].

В когорте 1988–1994 гг. отдельные традиционные факторы риска ССЗ непосредственно ассоциировались с дефицитом витамина D, включая артериальную гипертензию, сахарный диабет, а также повышенные значения индекса массы тела (> 30 кг/м2), триглицеридов и микроальбуминурии [44, 45]. Распространенность заболеваний периферических артерий также оказалась выше при концентрации витамина D менее 50 нг/мл [46]. При изучении когорты нормотоников из исследования NHANES 1988–1994 гг. Judd и соавт. рассчитали, что оптимальная концентрация витамина D (> 32 нг/мл) сочетается со снижением на 20 % темпа роста артериального давления с возрастом [41]. Melamed и соавт. указали на больший уровень общей смертности среди лиц с недостаточностью витамина D по сравнению с контролем при соотношении уровней смертности, равном 1,28 (95 % ДИ – 1,11–1,48) [46]. Выявлен тренд к увеличению смертности от сердечно-сосудистых причин при снижении концентрации витамина D, не достигавшем, правда, статистической значимости 1,22 (0,90–1,65). Тем самым некоторые данные эпидемиологических исследований позволяют предполагать наличие связи низких значений концентрации витамина D и неблагоприятных исходов ССЗ.

До настоящего времени остаются неуточненными патогенетические механизмы, активация или угнетение которых метаболитами витамина D способствует улучшению сердечно-сосудистого профиля пациентов. Среди предполагаемых «мишеней» наиболее часто в литературе обсуждаются ренин-ангиотензиновая система, углеводный обмен, воспалительные цитокины, регуляция уровня паратиреоидного гормона и эктопического кальциноза, а также непосредственное влияние D-метаболитов на стенку сосудов [47–49].

Незначительное число исследований было направлено на изучение влияния применения витамин D содержащих препаратов на смертность пациентов от сердечно-сосудистых причин. В исследовании WHI применение витамина D (400 МЕ/сут) и кальция (1000 мг/сут) не оказывало влияния на общую и сердечно-сосудистую смертность [50]. В работе D.P. Trivedi и соавт. (2003), включившей пожилых лиц с применением витамина D в дозе 800 МЕ/сут, были получены сходные данные [51]. Проведенный мета-анализ 9 рандомизированных клинических исследований (РКИ) выявил снижение общей смертности на 8 % при применении умеренных доз витамина D (около 500 МЕ/сут) [52]. Данные о сердечно-сосудистой смертности были представлены лишь в двух работах [50, 51].

Оценка «скелетных исходов» (падения и переломы) под влиянием витамин- D-заместительной терапии проводилась в ряде РКИ [53]. Однако сопутствующее применение препаратов кальция в большинстве работ не позволяло вычленять эффект собственно витамина D на костную ткань. В мета-анализ 2007 г. было включено 29 исследований, в которых сравнивали эффективность изолированной и комбинированной (с витамином D) кальцийсодержащей терапии. Было показано, что потребление 1200 мг кальция и 800 МЕ витамина D в сутки сопряжено с уменьшением частоты переломов и умеренным повышением МПКТ, однако зависимости «скелетных исходов» от концентрации витамина D получено не было [54]. Мета-анализ Coсhrane (2009) 10 исследований эффективности монотерапии витамином D и 8 работ с применением комбинированной терапии (витамин D и кальций) не выявил значимого изменения риска переломов при монотерапии [55]. Однако вывод в отношении комбинированной терапии оказался сходным, в особенности для пожилых лиц, у которых данный вид лечения способствовал снижению риска переломов.

Несмотря на выявленную в обсервационных исследованиях обратную зависимость концентрации витамина D и риска падений пожилых пациентов домов престарелых, для популяции в целом (в случае назначения витамин D содержащих препаратов) данные остаются неоднозначными [56, 57]. В рандомизированном исследовании Women’s Health Initiative (2006) в основной группе пациентов, получавших 700 МЕ витамина D и более 2000 мг кальция в сутки, выявлено незначимое снижение частоты переломов бедра [58]. В то же время в группе контроля среднесуточное потребления кальция составило 1100–1200 мг, а витамина D – 300 МЕ, что само по себе могло способствовать «нивелированию» различий. Преимущества заместительной терапии в основном были отмечены среди женщин старше 60 лет и во многом зависели от степени приверженности к лечению.

В более поздних исследованиях с применением витамина D2 или D3 в суточных дозах 400–822 МЕ достоверного изменения частоты скелетных исходов также отмечено не было [59, 60]. Лишь в работе D. Bunout и соавт. (2006) под влиянием заместительной терапии выявлено увеличение скорости походки и снижение постуральной нестабильности [59].

В то же время вызывает беспокойство безопасность необоснованно частого назначения комбинированных кальций-витамин D содержащих препаратов в популяции. В недавно опубликованных мета-анализах M.J. Bolland и L. Wang и соавт. (2010), посвященных оценке результатов 11 РКИ по влиянию указанной терапии на сердечно-сосудистые события у больных ОП, установлено повышение частоты инфарктов миокарда на 31 % случаев по сравнению с группой контроля (без лечения) [61, 62]. Среди причин повышенного сердечно-сосудистого риска указывалось усиление кальцификации коронарных сосудов, нарушение вазодилатации и индукция гиперкоагуляции [63].

Детальный анализ характера лечения в упомянутых РКИ выявил следующие закономерности:

  • неблагоприятные исходы отмечены у лиц с исходным пищевым потреблением кальция 800–1000 мг/сут (близкое к нормативным значениям) и достаточным уровнем физической активности;
  • монотерапия глюконатом или цитратом кальция с общим суточным потреблением кальция более 2000 мг ассоциировалась с увеличением частоты инфарктов миокарда на 27–31 %;
  • для карбонатов кальция, комбинированных препаратов или пищевых продуктов неблагоприятного влияния на частоту ССЗ не выявлено.

Все вышеперечисленное может служить основанием к выработке рационального алгоритма ведения пациентов с предполагаемым поражением сердечно-сосудистой и костной систем, который поэтапно должен включать [64, 66]:

  • оценку и коррекцию факторов риска ССЗ;
  • исследование параметров системного кальциевого обмена (кальций, витамин D);
  • анкетирование пищевого потребления кальция;
  • назначение монотерапии препаратами кальция (предпочтительно карбонатов) в случае пищевого потребления менее 1000 мг кальция в сутки в дозе не более 500 мг/сут и исключительно пожилым лицам с ограниченными физическими возможностями;
  • в случае обнаружения низких концентраций витамина D (менее 50 нмоль/л) назначение комбинированных препаратов с суточной дозой витамина D не более 25 мкг или 1000 МЕ/сут в сезоны с низкой солнечной активностью;
  • повышение уровня физической активности для усиления метаболизма кальция, витамина D и предотвращения возникновения токсических эффектов терапии;
  • оценка факторов риска ОП;
  • проведение денситометрии, предпочтительно двойной рентгеновской абсорбциометрии для определения МПКТ;
  • при выявлении остеопении/ОП – назначение специфической терапии по стандартным схемам, включающим препараты с преимущественным антирезорбтивным действием –
  • бисфосфонаты, ранелат стронция или деносумаб.

Очевидно, что идеальный препарат для комбинированной терапии должен содержать минимально эффективные дозы витамина D и кальция, обладать благоприятным профилем безопасности и не иметь эктопической кальцинирующей активности, продемонстрировавшей ранее пагубное влияние на сердечно-сосудистые исходы. С этих позиций рациональным выбором можно считать препарат Альфадол-Са, 1 капсула которого содержит 0,25 мкг аналога предшественника витамина D альфакальцидола и 200 мг карбоната кальция. Установлено, что аналоги витамина D, например альфакальцидол, положительно влияют на процессы ремоделирования костной ткани и микроархитектонику костей. Результаты исследований по ОП свидетельствуют, что препараты этого класса предотвращают потерю костной массы и сокращают частоту переломов (как тел позвонков, так и бедра) эффективнее, чем пищевые добавки с витамином D. В случае стероидного ОП аналоги витамина D препятствуют резорбции костной ткани тел позвонков и других отделов скелета [67]. Уникальна способность этих препаратов влиять одновременно на функции мышц и нейромышечную координацию, что и обусловливает положительный эффект – снижение частоты падений и связанных с ними переломов. Эти свойства выгодно отличают указанные лекарственные средства от всех других фармакологических препаратов, назначаемых при ОП. Особым преимуществом являются доказанные иммуномодулирующий и антицитокиновый эффекты указанных препаратов, что оправдывает их применение лицами с сочетанной патологией сердечно-сосудистой и костной систем [68].


Литература



  1. Warburton DE, Nicol CW, Bredin SS. Health benefits of physical activity: the evidence. Cmaj 2006;174:801–09.

  2. Schulz E, Arfai K, Liu X, et al. Aortic calcification and the risk of osteoporosis and fractures. J Clin Endocrinol Metab 2004;89:4246–53.

  3. World Health Organization. World Health Organization 2006.

  4. Katzmarzyk PT, Gledhill N, Shephard RJ. The economic burden of physical inactivity in Canada. Cmaj. 2000;163:1435–40.

  5. Public Health Agency of Canada. Ottawa, Ontario: Public Health Agency of Canada 2002;102.

  6. Osteoporosis Canada. Osteoporosis Canada, Toronto, Ontario 2007.

  7. National Osteoporosis Foundation. Washington, DC: National Institute of Health 2007.

  8. Brown JP, Josse RG. 2002 clinical practice guidelines for the diagnosis and management of osteoporosis in Canada. Cmaj 2002;167:S1–34.

  9. Statistics Canada. Ottawa, Ontario: Statistics Canada 1999.

  10. Heinrich J, Assmann G. Fibrinogen and cardiovascular risk. J Cardiovasc Risk 1995;2: 197–205.

  11. Grey E, Bratteli C, Glasser SP, et al. Reduced small artery but not large artery elasticity is an independent risk marker for cardiovascular events. Am J Hypertens 2003;16:265–69.

  12. McKay H, JPC, Ahamed Y, et al. BC Ministry of Health Services Victoria, BC 2004.

  13. Canadian Multicentre Osteoporosis Study. Canadian Multicentre Osteoporosis Study 2006.

  14. Bagger YZ, Tanko LB, Alexandersen P, et al. Radiographic measure of aorta calcification is a site-specific predictor of bone loss and fracture risk at the hip. J Intern Med 2006; 259:598–605.

  15. Barengolts EI, Berman M, Kukreja SC, et al. Osteoporosis and coronary atherosclerosis in asymptomatic postmenopausal women. Calcif Tissue Int 1998;62:209–13.

  16. Yamaguchi T, Sugimoto T, Yano S, et al. Plasma lipids and osteoporosis in postmenopausal women. Endocr J 2002;49:211–17.

  17. Uyama O, Yoshimoto Y, Yamamoto Y, et al. Bone changes and carotid atherosclerosis in postmenopausal women. Stroke 1997; 28:1730–32.

  18. Schwartz AV, Sellmeyer DE, Strotmeyer ES, et al. Diabetes and bone loss at the hip in older black and white adults. J Bone Miner Res 2005;20:596–603.

  19. Laroche M, Moulinier L, Leger P, et al. Bone mineral decrease in the leg with unilateral chronic occlusive arterial disease. Clin Exp Rheumatol 2003;21:103–06.

  20. Bocchi L, Orso CA, Passarello F, et al. Atherosclerosis of the vessels in the ligamentum teres. Optical and electron microscopy findings in elderly patients with femoral neck fractures. Ital J Orthop Traumatol 1987;13:365–69.

  21. Vogt MT, Cauley JA, Kuller LH, et al. Bone mineral density and blood flow to the lower extremities: the study of osteoporotic fractures. J Bone Miner Res 1997;12:283–89.

  22. Kado DM, Browner WS, Blackwell T, et al. Rate of bone loss is associated with mortality in older women: a prospective study. J Bone Miner Res 2000;15:1974–80.

  23. Tanko LB, Christiansen C, Cox DA, et al. Relationship between osteoporosis and cardiovascular disease in postmenopausal women. J Bone Miner Res 2005;20:1912–20.

  24. Sinnott B, Syed I, Sevrukov A, et al. Coronary calcification and osteoporosis in men and postmenopausal women are independent processes associated with aging. Calcif Tissue Int 2006;78:195–202.

  25. Doherty TM, Asotra K, Fitzpatrick LA, et al. Calcification in atherosclerosis: bone biology and chronic inflammation at the arterial crossroads. Proc Natl Acad Sci USA 2003;100:11201–6.

  26. Rubin MR, Silverberg SJ. Vascular calcification and osteoporosis – the nature of the nexus. J Clin Endocrinol Metab 2004;89:4243–45.

  27. Blake GJ, Ridker PM. Novel clinical markers of vascular wall inflammation. Circ Res 2001; 89:763–71.

  28. Rossouw JE. Coronary heart disease in menopausal women: implications of primary and secondary prevention trials of hormones. Maturitas 2005;51:51–63.

  29. Baldini V, Mastropasqua M, Francucci CM, et al. Cardiovascular disease and osteoporosis. J Endocrinol Invest 2005;28:69–72.

  30. Rajzbaum G, Bezie Y. Postmenopausal osteoporosis and atheroma. Joint Bone Spine 2006;73:661–66.

  31. Yano K, Tsuda E, Washida N, et al. Immunological characterization of circulating osteoprotegerin/osteoclastogenesis inhibitory factor: increased serum concentrations in postmenopausal women with osteoporosis. J Bone Miner Res 1999;14:518–27.

  32. Browner WS, Lui LY, Cummings SR. Associations of serum osteoprotegerin levels with diabetes, stroke, bone density, fractures, and mortality in elderly women. J Clin Endocrinol Metab 2001; 86:631–37.

  33. Kiechl S, Schett G, Wenning G, et al. Osteoprotegerin is a risk factor for progressive atherosclerosis and cardiovascular disease. Circulation 2004;109:2175–80.

  34. Parhami F, Basseri B, Hwang J, et al. High-density lipoprotein regulates calcification of vascular cells. Circ Res 2002;91:570–76.

  35. Bagger YZ, Rasmussen HB, Alexandersen P, et al. Links between cardiovascular disease and osteoporosis in postmenopausal women: serum lipids or atherosclerosis per se. Osteoporos Int 2007;18:505–12.

  36. Adami S, Braga V, Zamboni M, et al. Relationship between lipids and bone mass in 2 cohorts of healthy women and men. Calcif Tissue Int 2004;74:136–42.

  37. Whitney C, Warburton DE, Frohlich J, et al. Are cardiovascular disease and osteoporosis directly linked. Sports Med 2004;34:779–807.

  38. Armour KE, Armour KJ, Gallagher ME, et al. Defective bone formation and anabolic response to exogenous estrogen in mice with targeted disruption of endothelial nitric oxide synthase.Endocrinology 2001;142:760–66.

  39. Fiore CE, Pennisi P, Cutuli VM, et al. L-arginine prevents bone loss and bone collagen breakdown in cyclosporin A-treated rats. Eur J Pharmacol 2000;408:323–26.

  40. Nabhan AF. A randomized clinical trial of the effects of isosorbide mononitrate on bone formation and resorption in post-menopausal women: a pilot study. Hum Reprod 2006;21:1320–24.

  41. Judd S.E., Tangpricha V. Vitamin D Deficiency and Risk for Cardiovascular Disease. Am J Med Sci 2009, 338(1): 40–4.

  42. Kendrick J, Targher G, Smits G. et al. 25-Hydroxyvitamin D deficiency is independently associated with cardiovascular disease in the Third National Health and Nutrition Examination Survey. Atherosclerosis 2009;205(1):255–60.

  43. Kim DH, Sabour S, Sagar UN, et al. Prevalence of hypovitaminosis D in cardiovascular diseases (from the National Health and Nutrition Examination Survey 2001 to 2004). Am J Cardiol 2008;102:1540–44.

  44. Martins D, Wolf M, Pan D, et al. Prevalence of cardiovascular risk factors and the serum levels of 25-hydroxyvitamin D in the United States: data from the Third National Health and Nutrition Examination Survey. Arch Intern Med 2007;167:1159–65.

  45. Scragg R, Sowers M, Bell C. Serum 25-hydroxyvitamin D, ethnicity, and blood pressure in the Third National Health and Nutrition Examination Survey. Am J Hypertens 2007;20:713–19.

  46. Melamed ML, Muntner P, Michos ED, et al. Serum 25-hydroxyvitamin D levels and the prevalence of peripheral arterial disease: results from NHANES 2001 to 2004. Arterioscler Thromb Vasc Biol 2008;28:1179–85.

  47. Wang TJ, Pencina MJ, Booth SL, et al. Vitamin D deficiency and risk of cardiovascular disease. Circulation 2008;117:503–11.

  48. Zittermann A, Schleithoff SS, Koerfer R. Vitamin D and vascular calcification. Curr Opin Lipidol 2007;18:41–6.

  49. Fitzpatrick LA, Bilezikian JP, Silverberg SJ. Parathyroid hormone and the cardiovascular system. Curr Osteoporos Rep 2008;6:77–83.

  50. Lacroix AZ, Kotchen J, Anderson G, et al. Calcium plus vitamin D supplementation and mortality in postmenopausal women: the Women’s Health Initiative calcium-vitamin D randomized controlled trial. J Gerontol A Biol Sci Med Sci 2009; 64:559–67.

  51. Trivedi DP, Doll R, Khaw KT. Effect of four monthly oral vitamin D3 (cholecalciferol) supplementation on fractures and mortality in men and women living in the community: randomized double blind controlled trial. BMJ 2003;326:469.

  52. Vieth R, Bischoff-Ferrari H, Boucher BJ, et al. The urgent need to recommend an intake of vitamin D that is effective. Am J Clin Nutr 2007; 85:649–50.

  53. Rosen C.J. Vitamin D Insufficiency. N Engl J Med 2011;364:248–54.

  54. Tang BM, Eslick GD, Nowson C, Smith C, Bensoussan A. Use of calcium or calcium in combination with vitamin D supplementation to prevent fractures and bone loss in people aged 50 years and older: a meta-analysis. Lancet 2007;370: 657–66.

  55. Avenell A, Gillespie WJ, Gillespie LD, O’Connell D. Vitamin D and vitamin D analogues for preventing fractures associated with involutional and post-menopausal osteoporosis. Cochrane Database Syst Rev 2009;2:CD000227.

  56. Chung M, Balk E, Brendel M, et al. Vitamin D and calcium: a systematic review of health outcomes. Evidence report/technology assessment no. 183. Rockville, MD: Agency for Healthcare Research and Quality 2009.

  57. Bischoff-Ferrari HA, Dawson-HughesB, Willett WC, et al. Effect of vitamin D on falls: a meta-analysis. JAMA 2004;291:1999–2006.

  58. Jackson RD, LaCroix AZ, Gass M, et al. Calcium plus vitamin D supplementation and the risk of fractures. N Engl J Med 2006;354:669–83.

  59. Bunout D, Barrera G, Leiva L, et al. Effects of vitamin D supplementation and exercise training on physical performance in Chilean vitamin D deficient elderly subjects. Exp Gerontol 2006;41:746–52.

  60. Salovaara K, Tuppurainen M, Karkkainen M, et al. Effect of vitamin D3 and calcium on fracture risk in 65- to 71-year old women: a population based 3-year randomized controlled trial - the OSTPREFPS. J Bone Miner Res 2010;25:1487–95.

  61. Wang L, Manson JE, Sesso HD. Calcium intake and risk of cardiovascular disease: a review of prospective studies and randomized clinical trials. Am J Cardiovasc Drugs 2012 1;12(2):105–16.

  62. Bolland MJ, Grey A, Avenell A, Gamble GD, Reid IR. Calcium supplements with or without vitamin D and risk of cardiovascular events: reanalysis of the Women’s Health Initiative limited access dataset and meta-analysis. BMJ 2011; 342:d2040.

  63. Zitterman A, Pilz S, Borgermann J, Gummert JF. Calcium supplementation and vitamin D: a trigger for adverse cardiovascular events? Future Cardiol 2011;7(6):725–27.

  64. Rachner TD, Khosla S, Hofbauer LC. Osteoporosis: now and the future. Lancet 2011;377(9773):1276–87.

  65. Winzenberg T, van der Mei I, Mason RS, Nowson C, Jones G. Vitamin D and the musculoskeletal health of older adults. Aust Fam Physician 2012;41(3):92–9.

  66. Warburton D, Nicol CW, Gatto SN, Bredin S. Cardiovascular disease and osteoporosis: balancing risk management. Vascular health and risk management 2007;3(5):673–89.

  67. Никитинская О.А., Торопцова Н.В. Кальций и витамин D: анализ возможных положительных и отрицательных побочных явлений при их применении // РМЖ 2011. № 10. С. 651–55.

  68. Schacht E, Richy F, Reginster JY. The therapeutic effects of alfacalcidol on bone strength, muscle metabolism and prevention of falls and fractures. J. Musculoskelet Neuronal Interact 2005; 5(3):273–84.


Об авторах / Для корреспонденции


Автор для связи: Н.Ю. Карпова – д.м.н., проф. кафедры факультетской терапии им. акад. А.И.Нестерова; e-mail: karpovany@mail.ru


Похожие статьи


Бионика Медиа