Коморбидный пациент на терапевтическом приеме в период пандемии COVID-19. Актуальные аспекты реабилитационного периода


DOI: https://dx.doi.org/10.18565/pharmateca.2022.13.15-24

Трухан Д.И.

Омский государственный медицинский университет, Омск, Россия
Коморбидные пациенты в пандемию новой коронавирусной инфекции (COVID-19) являются наиболее уязвимой группой населения, у которой риск неблагоприятных исходов особенно высок. Приобретенный за период пандемии мировой клинический опыт ведения пациентов с COVID-19 свидетельствует об актуальности не только профилактики и ведения коморбидных пациентов, заболевших COVID-19, но и о важности курации пациентов этой категории в реабилитационном периоде, особенно в рамках пост-COVID-синдрома. В рамках первой части обзора сделан акцент на особенностях ведения коморбидных пациентов с артериальной гипертензией во время пандемии, рассмотрена связь гиперурикемии и COVID-19, обсуждаются вопросы применения индапамида и нитрендипина коморбидными пациентами с артериальной гипертензией. Во второй части обзора обсуждаются возможности нутрицевтиков при развитии синдрома хронической усталости в рамках пост-COVID-синдрома. Отмечается, что рекомендации по применению нутрицевтиков для неспецифической профилактики COVID-19 сохраняют свою актуальность и после выздоровления, поскольку возможно повторное заражение SARS-CoV-2, в частности, его новыми штаммами. В заключение отмечается, что проблема ведения коморбидных пациентов в условиях пандемии COVID-19 не ограничивается только оптимальным ведением коморбидных состояний до развития болезни и у заболевших COVID-19 пациентов, а должна быть дополнена оптимальным ведением коморбидных состояний у пациентов в реабилитационном периоде, в частности, при развитии пост-COVID-синдрома, с учетом превентивных (профилактических) особенностей лекарственных препаратов и лекарственной безопасности.

Введение

Коморбидные пациенты в пандемию новой коронавирусной инфекции (COVID-19) относятся к наиболее уязвимой группе населения, у которой риск неблагоприятных исходов особенно высок [1]. Приобретенный за период пандемии мировой клинический опыт ведения пациентов с COVID-19 свидетельствует об актуальности не только профилактики и ведения коморбидных пациентов, заболевших COVID-19 [1], но и о важности курации пациентов этой категории в реабилитационном периоде, особенно в рамках пост-COVIDсиндрома [2–4].

Пост-COVID-синдром

После перенесенного COVID-19 происходит постепенное восстановление нарушений со стороны иммунной системы, других органов и систем, вызванных коронавирусом SARSCoV-2, что клинически у части пациентов сопровождается рядом симптомов (как ранее наблюдавшихся, так и впервые возникших) и недостаточным восстановлением состояния здоровья. Для большинства пациентов, переболевших COVID-19, выздоровление полностью происходит в течение нескольких недель. Однако длительность периода восстановления после COVID-19 существенно различается и зависит не только от тяжести перенесенного заболевания, но и от возраста пациента, существующих коморбидных/полиморбидных заболеваний и состояний. При этом у части пациентов даже после течения COVID-19 в легкой форме сохраняется ряд симптомов или появляются новые после первоначального выздоровления в течение недель или месяцев вплоть до развития медицинских осложнений, которые могут иметь длительные неблагоприятные последствия для здоровья [5, 6].

Британский национальный институт здравоохранения NICE (National Institute for Health and Care Excellence) в своем руководстве представил два определения «постострого» (или «длительного») COVID-19: 1) продолжающийся симптоматический COVID-19 для пациентов, у которых все еще есть симптомы в период между 4-й и 12-й неделями после начала острых симптомов; 2) пост-COVID-19-синдром для людей, у которых симптомы сохраняются более 12 недель после появления острых симптомов [6]. Международная классификация болезней 10-го пересмотра дополнена кодом U09.9 – «Состояние после Covid-19 неуточненное».

Пост-COVID-синдром представляет собой патологическое состояние с выраженными физическими, медицинскими и когнитивными последствиями после COVID-19, включая стойкую иммуносупрессию, фиброз легких, сердца и сосудов [7, 8].

Пост-COVID-синдром характеризуется разнообразными проявлениями: клиническими, иммунологическими, функциональными, рентгенологическими и морфологическими, которые могут быть взаимосвязаны, встречаться одновременно или вариативно отдельно у каждого конкретного пациента. Особое место занимает вопрос обострения/утяжеления сопутствующей коморбидной/полиморбидной соматической патологии после перенесенной коронавирусной инфекции [2, 9].

Широчайший спектр вероятных проявлений пост-COVID-синдрома позволяет рассматривать его в качестве междисциплинарной проблемы, соответственно, предполагает активное участие на реабилитационном этапе не только терапевта и пульмонолога, но и иммунолога, кардиолога, невролога, психотерапевта и врачей других специальностей.

Анализ факторов, связанных с тяжелым течением и неблагоприятным прогнозом COVID-19, а также с выраженностью пост-COVID-синдрома указывает на важную роль коморбидной/полиморбидной патологии [2, 3]. К состояниям, ассоциированным с неблагоприятным прогнозом, относят сердечно-сосудистые заболевания (ССЗ): артериальную гипертензию (АГ), ишемическую болезнь сердца (ИБС), хроническую сердечную недостаточность (ХСН), фибрилляцию предсердий (ФП), сахарный диабет (СД), хроническую обструктивную болезнь легких (ХОБЛ), хронические воспалительные заболевания кишечника (ВЗК), заболевания печени [1].

Анализ базы данных Министерства по делам ветеранов США (73 435 переболевших COVID-19 и 4,9 млн человек, не перенесших это заболевание) продемонстрировал, что у переболевших COVID-19 возникают проблемы с органами дыхания, сердечно-сосудистой и нервной системами, а также нарушения обмена веществ, психические расстройства и другие осложнения [49]. При этом тяжесть последствий зависела не только от течения заболевания, а осложнения и пост-COVID-синдром отмечены и у госпитализированных пациентов, и у лиц, находившихся на амбулаторном лечении.

Через полгода после выздоровления у пациентов, проходивших терапию в амбулаторных условиях, чаще всего развивается патология дыхательной системы [10–12]. Следующей по частоте в проведенном исследовании оказалась доля расстройств нервной системы: головная боль, нарушения сна, повышение тревожности [10]. Неврологические симптомы постCOVID-синдрома включают аносмию, агевзию, головокружение, головную боль, судорожный синдром [13]. Появление психических симптомов (депрессия, тревога, постравматические симптомы и когнитивные нарушения) может быть связано с психологическими факторами и нейробиологическими травмами.

Вероятность получить дополнительный неврологический диагноз в течение 6 месяцев после COVID-19 составила для тревожного расстройства 17,39%, для ишемического инсульта – 2,10%, для внутричерепных кровотечений – 0,56%, для паркинсонизма – 0,11%, для деменции – 0,67%. Для тех, кто проходил лечение в палате интенсивной терапии, все цифры были намного хуже: так, вероятность геморрагического инсульта составила 2,66%, ишемического – 6,92% [14].

У переболевших инфекцией COVID19 часто наблюдаются стойкое повышение и нестабильность артериального давления, синусовая тахикардия в покое [15]. Кроме того, часто сообщается о плохом контроле СД, клинически выраженном поражении почек и церебральных последствиях, таких как стойкие когнитивные и психоневрологические изменения [15, 16].

Безусловно, важным моментом в реабилитационном периоде после COVID-19 является адекватная терапия коморбидных/полиморбидных заболеваний [2].

Артериальная гипертензия и COVID-19

АГ является одним из наиболее распространенных заболеваний сердечнососудистой системы при COVID-19. Наличие АГ ухудшает прогноз пациентов с COVID-19 и повышает риск летального исхода более чем в 2 раза. Коррекция АГ у больных COVID-19 проводится исходя из общих клинических рекомендаций [1].

Наиболее тяжелое течение и высокий риск неблагоприятного исхода COVID-19 отмечаются у пациентов пожилого возраста, у которых течение и лечение АГ имеют свои особенности. При лечении пожилых пациентов с систолической АГ альтернативой препаратам, влияющим на ренин-ангиотензин-альдостероновую систему (РААС), могут быть блокаторы кальциевых каналов (БКК) и диуретики. В современных рекомендациях по лечению пациентов с коморбидной патологией [17] отмечены результаты исследования SYST-EUR (The Systolic Hypertension in Europe), показавшие высокую антигипертензивную эффективность нитрендипина и его церебропротективные свойства [18, 19].

Нитрендипин на сегодняшний день – единственный БКК, обладающий доказанным церебропротективным действием [18–22]. В исследовании SYST-EUR применение нитрендипина пациентами основной группы по сравнению с терапией пациентов контрольной группы сократило риск возникновения у них деменции на 55% (с 7,4 до 3,3 случая на 1000 пациентов, 43 против 21 случая; р<0,001). Данные исследования SYST-EUR позволяют предполагать, что антигипертензивная терапия с использованием нитрендипина может влиять на развитие не только сосудистой, но и дегенеративной деменции [18, 22].

Возможность влияния нитрендипина на центральную нервную систему подтверждается тем, что он проходит гематоэнцефалический барьер (ГЭБ) и снижает распад нейромедиаторных моноаминов, нейротрансмиттеров, дефицит которых особенно выражен при дегенеративной деменции [23]. Нитрендипин хорошо накапливается в отделах головного мозга, наиболее подверженных изменениям при болезни Альцгеймера: кора, таламус и гиппокамп [24]. Необходимо отметить, что нейропротективный эффект нитрендипина нельзя экстраполировать на всю группу дигидропиридиновых БКК. В экспериментальном исследовании показано, что только нитрендипин и частично нилвадипин, представляющие собой небольшие молекулы, проникают через ГЭБ и способствуют снижению уровня β-амилоида. Другие дигидропиридиновые БКК (нифедипин и амлодипин) в эксперименте или не влияли на уровень β-амилоида, или даже повышали его [25, 26]. С 2016 г. на российском фармацевтическом рынке присутствует единственный препарат нитрендипина – Нитремед® (PRO. MED.CS Praha a. s., Czech Republic).

Среди диуретических препаратов, применяющихся в лечении АГ, наиболее высокой эффективностью обладает индапамид. По сравнению с гидрохлоротиазидом и хлорталидоном индапамид характеризуется метаболической нейтральностью, в меньшей степени влияет на уровни калия и магния (это особенно важно с точки зрения безопасности возможного применения ряда препаратов, удлиняющих интервал QT при COVID-19), имеет более выраженные органопротективные свойства, поэтому его назначение более предпочтительно [27–31].

Наличие бессимптомной гиперурикемии и подагры как сопутствующего заболевания служит абсолютным противопоказанием к применению гидрохлоротиазида и хлорталидона и относительным противопоказанием к индапамиду [32], что также актуально в период пандемии COVID-19, поскольку SARSCoV-2 может усиливать катаболические процессы в организме и приводить к развитию гиперурикемии [33].

Гиперурикемия при COVID-19

Мочевая кислота (МК) потенциально вызывает повреждение почек путем изменения почечной ауторегуляции, ингибирования пролиферации эндотелиальных клеток, клеточного апоптоза, активации провоспалительного каскада и отложения кристаллов. Гиперурикемия у пациентов с COVID-19 может способствовать острому повреждению почек и неблагоприятным исходам [33].

В исследовании ученых из США и Таиланда [33] были обследованы 834 пациента с COVID-19 (средний возраст – 66 лет); продемонстрировано, что повышение уровня МК связано с острым повреждением почек (отношение шансов [ОШ]=2,8, 95% доверительный интервал [ДИ]: 1,9–4,1), серьезными побочными эффектами со стороны почек (ОШ=2,5; 95% ДИ: 1,7–3,5), госпитальной летальностью (ОШ=1,7; 95% ДИ: 1,3–2,3), кроме того, гиперурикемия была связана с более высокими уровнями прокальцитонина и тропонина I.

Китайские исследователи [34] на основании проведенного многофакторного анализа данных 1854 пациентов с COVID-19 отметили, что у пациентов с уровнем МК≥ 423 мкмоль/л отмечена связь с повышенным риском комбинированного неблагоприятного исхода (ОШ=2,60; 95% ДИ: 1,07–6,29) и потребностью в искусственной вентиляции легких (ОШ=3,01; 95% ДИ: 1,06–8,51).

В ретроспективном исследовании индийских ученых [35] показано, что уровень МК можно использовать в качестве прогностического показателя пациентов с COVID-19 в критическом состоянии. В другом ретроспективном исследовании 1149 китайских пациентов [36] авторы отметили значительные различия в показателях гиперурикемии (ОШ=3,17; 95% ДИ: 2,13–4,70; р<0,001) и гипоальбуминемии (ОШ=5,68; 95% ДИ: 3,97–8,32; р<0,001) между умершими и выздоровевшими больными. Процент гиперурикемии у умерших и выздоровевших пациентов составил 23,6 и 8,9% соответственно.

Пациенты с подагрой являются недооцененной группой с высоким риском заражения COVID-19 [37]. Так, в обзоре австралийских и новозеландских ученых [38] продемонстрировано сходство между патофизиологией приступов подагры и нерегулируемой воспалительной реакцией при тяжелом течении COVID-19 и отмечается, что пациенты с подагрой подвержены повышенному риску неблагоприятных исходов после заражения COVID-19 из-за сопутствующих кардиометаболических состояний. При этом определенную роль может играть влияние хронической гиперурикемии на иммунный статус и гипервоспаление при COVID-19.

В литературном обзоре [39], проведенном международной исследовательской группой, отмечается, что у пациентов с подагрой, госпитализированных по поводу COVID-19, наблюдалась высокая частота респираторной поддержки (искусственная вентиляция легких) и летальных исходов. Международная группа ученых [40] изучала связь между подагрой и COVID-19 с использованием когорты британского биобанка (n=459 837). Авторами установлено, что подагра связана с диагнозом COVID-19 (ОШ=1,20; 95% ДИ: 1,11–1,29), летальным исходом, связанным с COVID19 (ОШ=1,29; 95% ДИ: 1,06–1,56). При этом женщины с подагрой имели повышенный риск смерти от COVID19 (ОШ=1,98; 95% ДИ: 1,34–2,94), тогда как мужчины с подагрой его не имели (ОШ=1,16; 95% ДИ: 0,93–1,45). При использовании другой британской базы данных, «The Health Improvement Network» (n=1 390 953 из них 54 576 человек с подагрой), в 2 когортных исследованиях [41] показано, что пациенты с подагрой, особенно женщины, имеют более высокий риск как заражения SARS-CoV-2, так и тяжелых последствий COVID-19 даже после проведенной вакцинации. Ассоциация использования диуретиков с повышенным риском развития подагры показана в ряде исследований и обзоров [42–45]. Многофакторный относительный риск возникновения подагры, связанный с текущим приемом антигипертензивных препаратов среди пациентов с гипертензией (n=29 138), составил для диуретиков 2,36 (95% ДИ: 2,21–2,52), в то время как для лозартана 0,81 (95% ДИ: 0,70–0,94) и 0,87 (95% ДИ: 0,82–0,93) для БКК [42].

Частота развития гиперурикемии и подагры неодинакова для разных классов диуретиков: наиболее часто она ассоциирована с приемом петлевых и тиазидных диуретиков, нежели тиазидоподобных [46, 47]. Комбинированное использование петлевых и тиазидных диуретиков [43] ассоциировалось с самыми высокими оценками относительного риска подагры – 4,65 (95% ДИ: 3,51–6,16). Статистически значимое увеличение МК на 35 мкмоль/л на фоне использования хлорталидона продемонстрировано в исследовании SHEP [48] пожилых пациентов с изолированной систолической АГ.

Повышение концентрации МК в сыворотке крови, вызванное диуретиками, как правило, развивается в течение нескольких дней после начала лечения, может сохраняться при длительном ее проведении на протяжении всего лечения [49, 50] и усиливаться дозозависимым образом [51, 52].

Индапамид по сравнению с другими диуретиками в меньшей степени вызывает повышение уровня МК в сыворотке крови [53–57]. В Кокрейновском обзоре (Cochrane, 2014) при непрямом сравнении влияния диуретиков на уровень МК продемонстрировано значимо меньшее влияние индапамида по сравнению с гидрохлоротиазидом, особенно хлорталидоном [56].

В нашем исследовании комбинация эналаприла с индапамидом (1-я группа) по сравнению с таковой эналаприла с гидрохлоротиазидом (2-я группа) через 3 месяца лечения не только выявила высокую метаболическую нейтральность, но и показала более выраженный эффект в снижении уровня артериального давления и улучшения качества жизни [58]. В первой группе исходный уровень калия в сыворотке крови повысился на 1,7%, уровень глюкозы снизился на 1%, уровень МК повысился на 0,8%. Во 2-й группе исходный уровень калия в сыворотке крови снизился на 7,2%, уровень глюкозы повысился на 8,7%, уровень МК повысился на 4,5%.

Тиазидоподобный диуретик индапамид сохраняет прочные позиции как в моно-, так и в комбинированной терапии АГ [59–62]. В рамках терапии АГ у пациентов с пост-COVID-синдромом дополнительным плюсом индапамида является его способность влиять на нейродегенеративные процессы, поскольку на фоне его применения происходит подавление продукции β-амилоида [63], а также улучшение структуры мозговых артериол с ослаблением процессов гипертрофического ремоделирования сосудистой стенки [64], причем этот эффект не связан непосредственно с антигипертензивным действием препарата.

Генерический препарат индапамида Индап® (PRO.MED.CS Praha a. s., Czech Republic) – единственный генерик индапамида с объективными доказательствами терапевтической эквивалентности с двумя формами выпуска оригинального индапамида [65]. Появление новой формы препарата Индап®, делимой на 4 равные части (со специальной риской), таблетки индапамида – 2,5 мг, не только способствует удобству его применения и повышению приверженности пациентов лечению, но и дает возможность врачу в условиях реальной клинической практики титровать индапамид в 4 разных дозах: 0,625 мг, 1,25, 1,875, 2,5 мг, и комбинировать его с другими антигипертензивными препаратами, что способствует профилактике дозозависимых побочных эффектов за счет возможности постепенного титрования дозы, позволяет индивидуализировать подбор минимально эффективной дозы индапамида, что наиболее актуально для пациентов старших возрастных групп с наличием ИБС и гемодинамически значимых стенозов брахиоцефальных артерий, перенесших инсульт или транзиторную ишемическую атаку, а также новую коронавирусную инфекцию COVID-19 [59, 61]. Так, в частности, таблетированная форма препарата Индап® позволяет оптимизировать дозу индапамида с позиций минимизации риска развития гиперурикемии, в т.ч. для больных с высоким риском развития этого побочного эффекта, актуальной в период пандемии COVID-19.

Аритмии и COVID-19

Лечение нарушений сердечного ритма во время пандемии COVID-19 проводится исходя из общих клинических рекомендаций [1]. Купирующая терапия пароксизмов аритмии осуществляется дифференцировано в зависимости от стабильности гемодинамических показателей и вида нарушений сердечного ритма. Пациентам со стабильной гемодинамикой для восстановления синусового ритма при пароксизме ФП к использованию рекомендованы препараты ICи III классов [66, 67]. Пациентам без признаков тяжелой органической патологии сердца и с сохраненной систолической функцией левого желудочка показано применение пропафенона [1]. Фармакодинамика пропафенона позволяет назначать препарат не только парентерально, но и в таблетированной форме в виде нагрузочной дозы 450–600 мг, использовать его самостоятельно пациентом в амбулаторных условиях, что снижает необходимость в госпитализации больных во время пандемии COVID-19. Высокая эффективность и безопасность пропафенона (Пропанорм®) в купирующей терапии ФП продемонстрированы в многоцентровом клиническом исследовании «Прометей» [68].

Синдром хронической усталости в рамках пост-COVID-синдрома

У большинства пациентов, выздоровевших после COVID-пневмонии, наиболее часто наблюдается синдром хронической усталости [69–71]. Для синдрома хронической усталости характерна крайняя степень усталости, при этом состояние ухудшается при физической или умственной активности, но не отмечается улучшения после отдыха.

Отмечено, что при пост-COVIDсиндроме микроэлементы, прежде всего Zn, позитивно влияют на баланс между продолжающимся плохим здоровьем («недомогание») или восстановлением оптимального физического и психического благополучия [72]. Отмечена и возможность применения витамина С при поствирусной, особенно при длительной, COVID-усталости. В систематическом обзоре немецких ученых [73] проанализировано 9 клинических исследований с 720 участников. В трех из четырех контролируемых испытаний наблюдалось значительное снижение показателей утомляемости в группе витамина С по сравнению с контрольной группой. В четырех из пяти наблюдательных исследований или исследований «до и после» наблюдалось значительное снижение уровня утомляемости до и после операции.

Также часто уменьшались сопутствующие симптомы усталости, такие как нарушение сна, отсутствие концентрации, депрессия и боль [73].

В качестве выбора нутрицевтика можно рассматривать комбинированный витаминно-минеральный нутрицевтик Селцинк Плюс® (PRO.MED. CS Praha a.s., Czech Republic), в состав таблетки которого входит комплекс микроэлементов и витаминов, обладающий антиоксидантной активностью, в частности Se 0,05 мг, Zn 8 мг, β-каротин 4,8 мг, витамина Е 31,5 мг, витамина С 180 мг.

Эффекты Селцинк Плюс® обусловлены свойствами входящих в состав препарата микроэлементов: Se и Zn, а также важных витаминов А, С и Е, необходимых для восстановления организма при постковидной астении и после других инфекций. Дополнительный прием Селцинк Плюс® в период реабилитации после перенесенной COVID19 позволяет уменьшать явления постковидной астении и повышать уровень естественной иммунной защиты организма.

Селцинк Плюс® содержит 8 мг Zn и 50 мкг Se, т.е. именно те дозы, которые рекомендованы для защиты организма в период пандемии для снижения вероятности заражения и тяжелого течения, если заражение произошло [74]. Данная рекомендация сохраняет свою актуальность и для реабилитационного периода, поскольку клиническая практика свидетельствует о возможности повторного заражения SARS-CoV-2, в частности, другими его штаммами.

Международная группа ученых [75] проанализировала результаты 54 исследований из 18 стран с участием около 12 млн человек, которые наблюдались в течение 8 месяцев после выздоровления, и отметила наличие риска повторного заражения SARS-CoV-2, несмотря на то что у лиц, ранее инфицированных SARS-CoV-2, вероятность повторного заражения снизилась на 81% (ОШ=0,19; 95% ДИ: 0,1–0,3).

В систематическом обзоре иранских ученых дана сводная оценка повторного заражения, рецидива и повторной госпитализации среди выздоровевших пациентов с COVID-19, соответственно составившая 3, 133 и 75 на 1000 пациентов [76]. В мета-анализе китайских ученых [77], в который были включены 19 исследований и 1096 пациентов с реинфекцией, суммарная частота повторного заражения составила 0,65% (95% ДИ: 0,39–0,98%). При этом уровень повторного заражения был намного выше в группах высокого риска – 1,59% (95% ДИ: 0,30–3,88%).

В мета-анализе итальянских ученых [78], в который включено 91 исследование с участием более 15 млн человек, авторы отметили, что в целом зарегистрировано 158 478 повторных инфекций, что соответствует объединенной частоте 0,97% (95% ДИ: 0,71–1,27%).

Однако за первые 3 месяца волны штамма Омикрон частота повторного заражения достигла 3,31% [78].

Основными полезными эффектами Se и Zn в период пандемии являются прямое противовирусное, иммуномодулирующее действия, противовоспалительный и антиоксидантные эффекты [79].

Селцинк Плюс® более 20 лет присутствует на фармацевтическом рынке РФ. Селцинк Плюс® длительное время успешно применяется в составе дополнительной терапии для профилактики и лечения эректильной дисфункции, лечения мужского бесплодия, хронических заболеваниях органов мочевыделительной системы и для профилактики онкологических заболеваний (рак простаты, карцинома шейки матки, рака молочных желез), облегчает симптомы урогенитальной атрофии у женщин в климактерии. В урологической практике проведены исследования по терапии нарушений фертильности при хроническом простатите, туберкулезе простаты, гиперактивном мочевом пузыре [80–82]. Селцинк Плюс® также востребован в пульмонологической [11], эндокринологической [83] и гастроэнтерологической [84, 85] практике.

Заключение

В обновленных британских рекомендациях по ведению пациентов с пост-COVID-синдромом [86] отмечается, что основная причина сохранения симптомов после COVID-19 пока неизвестна. Предполагается несколько механизмов: хронический воспалительный процесс, полиорганная микрососудистая патология с тромбозом и эндотелиальной дисфункцией, аутоиммунный ответ [86].

Вместе с тем приведенные в настоящем обзоре данные позволяют сделать вывод: проблема ведения коморбидных пациентов в условиях пандемии COVID-19 не ограничивается только оптимальным ведением коморбидных состояний у пациентов, которые находятся в условиях самоизоляции, вынужденных ограничений посещения медицинских учреждений, и ведением коморбидных состояний у пациентов, заболевших COVID-19 [1], и должна быть дополнена оптимальным ведением коморбидных состояний у пациентов в реабилитационном периоде, в частности при развитии постCOVID-синдрома, с учетом превентивных (профилактических) особенностей лекарственных препаратов и лекарственной безопасности.


Литература


1. Гриневич В.Б., Губонина И.В., Дощицин В.Л. и др. Особенности ведения коморбидных пациентов в период пандемии новой коронавирусной инфекции (COVID-19). Национальный Консенсус 2020. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2020;19(4):2630. Doi: 10.15829/1728- 8800-2020-2630.


2. Трухан Д.И., Давыдов Е.Л. Место и роль терапевта и врача общей практики в курации коморбидных пациентов в период пандемии новой коронавирусной инфекции (COVID-19): акцент на реабилитационный этап. Фарматека. 2021;13:44–53.


3. Трухан Д.И., Давыдов Е.Л., Чусова Н.А., Чусов И.С. Возможности терапевта в профилактике и на реабилитационном этапе после новой коронавирусной инфекции (COVID-19) коморбидных пациентов с артериальной гипертензией. Клинический разбор в общей медицине. 2021;5:6–15.


4. Трухан Д.И., Давыдов Е.Л., Чусова Н.А. Нутрицевтики в профилактике, лечении и на этапе реабилитации после новой коронавирусной инфекции (COVID-19). Клинический разбор в общей медицине. 2021;7:21–34.


5. Maxwell E. Living with Covid-19. A dynamic review of the evidence around ongoing Covid19 symptoms (often called Long Covid). NIHR CED 30 September 2020. NIHR Evidence – Living with Covid19 – Informative and accessible health and care research. URL: https://evidence.nihr. ac.uk/themedreview/living-with-covid19.


6. Venkatesan P. NICE guideline on long COVID. Lancet. Respir. Med. 2021;9(2):129. Doi: 10.1016/S2213-2600(21)00031-X.


7. Dani M., Dirksen A., Taraborrelli P., et al. Autonomic dysfunction in ‘long COVID’: rationale, physiology and management strategies. Clin Med (Lond). 2021;21(1):e63–7. Doi: 10.7861/ clinmed.2020-0896.


8. Oronsky B., Larson C., Hammond T.C., et al. A review of persistent post-COVID syndrome (PPCS). Clin Rev Allergy Immunol. 2021:1–9. Doi: 10.1007/s12016-021-08848-3.


9. Ayoubkhani D., Khunti K., Nafilyan V., et al. Post-covid syndrome in individuals admitted to hospital with cov10. id-19: retrospective cohort study. BMJ. 2021;372:n693. Doi: 10.1136/ bmj.n693.


10. Al-Aly Z., Xie Y., Bowe B. High-dimensional characterization of post-acute sequelae of COVID-19. Nature. 2021;594(7862):259–64. Doi: 10.1038/s41586-021-03553-9.


11. Трухан Д.И., Филимонов С.Н., Багишева Н.В. Болезни органов дыхания: актуальные аспекты клиники, диагностики и лечения. СПб., 2022. 286 с.


12. Трухан Д.И. Новая коронавирусная инфекция (COVID-19) и заболевания/патологические состояния органов дыхания. Медицинский совет. 2022;16(18):88–95.


13. Sher L. Post-COVID syndrome and suicide risk. QJM. 2021:hcab007. Doi: 10.1093/qjmed/ hcab007.


14. Vishnupriya M., Naveenkumar M., Manjima K., et al. Post-COVID pulmonary fibrosis: therapeutic efficacy using with mesenchymal stem cells – How the lung heals. Eur Rev Med Pharmacol. Sci. 2021;25(6):2748–51. Doi: 10.26355/ eurrev_202103_25438.


15. Pavli A., Theodoridou M., Maltezou H.C. Post-COVID syndrome: Incidence, clinical spectrum, and challenges for primary healthcare professionals. Arch Med Res. 2021:S0188- 4409(21)00081-3. Doi: 10.1016/j. arcmed.2021.03.010.


16. Saeed S., Tadic M., Larsen T.H., et al. Coronavirus disease 2019 and cardiovascular complications: focused clinical review. J Hypertens. 2021;39(7):1282–92. Doi: 10.1097/ HJH.0000000000002819.


17. Оганов Р.Г., Симаненков В.И., Бакулин И.Г. и др. Коморбидная патология в клинической практике. Алгоритмы диагностики и лечения. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2019;18(1):5–66. Doi: 10.15829/1728-8800-2019-1-5-66.


18. Staessen J.A., Fagard R., Thijs L., et al. Randomised double-blind comparison of placebo and active treatment for older patients with isolated systolic hypertension. The Systolic Hypertension in Europe (Syst-Eur) Trial Investigators. Lancet. 1997;350(9080):757–64. Doi: 10.1016/ s0140-6736(97)05381-6.


19. Forette F., Seux M.L., Staessen J.A., et al. Systolic Hypertension in Europe Investigators. The prevention of dementia with antihypertensive treatment: new evidence from the Systolic Hypertension in Europe (Syst-Eur) study. Arch Intern Med. 2002;162(18):2046–52. Doi: 10.1001/archinte.162.18.2046.


20. Tuomilehto J., Rastenyte D., Birkenhager W.H., et al. Effects of calcium-channel blockade in older patients with diabetes and systolic hypertension: Systolic Hypertension in Europe Trial Investigators. N Engl J Med. 1999;340:677–84. Doi: 10.1056/NEJM199903043400902.


21. Wang J.G., Staessen J.A., Gong L., Liu L. Chinese trial on isolated systolic hypertension in the elderly. Systolic Hypertension in China (Syst-China) Collaborative Group. Arch Intern Med. 2000;160(2):211–20. Doi: 10.1001/ archinte.160.2.211.


22. Forette F., Seux M.L., Staessen J.A. Prevention of dementia in randomised double-blind placebo- controlled Systolic Hypertension in Europe trial. Lancet. 1998;352:1347–51. Doi: 10.1016/ s0140-6736(98)03086-4.


23. Bell R.D., Zlokovic B.V. Neurovascular mechanisms and blood-brain barrier disorder in Alzheimer’s disease. Acta Neuropathol. 2009;118:103–13. Doi: 10.1007/s00401-009-0522-3.


24. Gould R.J., Murphy K.M.M., Snyder S.H. Autoradiographic localization of calcium channel antagonist receptors in rats brain with


25. Paris D., Bachmeier C., Patel N., et al. Selective antihypertensive dihydropyridines lower A accumulation by targeting both the production and the clearance of Aβ across the blood-brain barrier. Mol Med. 2011;17(3–4):149–62. Doi: 10.2119/molmed.2010.00180.


26. Bachmeier C., Beaulieu-Abdelahad D., Mullan M., et al. Selective dihydropyiridine compounds facilitate the clearance of b-amyloid across the blood-brain barrier. Eur J Pharmacol. 2011;659(2–3):124–29. Doi: 10.1016/j. ejphar.2011.03.048.


27. Roush G.C., Sica D.A. Diuretics for Hypertension: A Review and Update. Am J Hypertens. 2016;29(10):1130–37. Doi: 10.1093/ajh/ hpw030.


28. Burnier M., Bakris G., Williams B. Redefining diureticsuseinhypertension: whyselectathiazide- like diuretic? J Hypertens. 2019;37:1574–86. Doi: 10.1097/ HJH.0000000000002088.


29. Трухан Д.И., Давыдов Е.Л., Дрокина О.В. Рациональная фармакотерапия артериальной гипертензии в реальной клинической практике сквозь призму лекарственной безопасности и мультиморбидности. Терапия. 2021;2:141–12.


30. Трухан Д.И., Филимонов С.Н. Лечение артериальной гипертензии I–II стадий у пациентов с риском сердечно-сосудистых осложнений выше умеренного в реальной клинической практике: возможности индапамида в составе комбинированной терапии. Терапия. 2021;5(47):173–83.


31. Ernst M.E., Fravel M.A. Thiazide and the Thiazide- Like Diuretics: Review of Hydrochlorothiazide, Chlorthalidone, and Indapamide. Am J Hypertens. 2022;35(7):573–86. Doi: 10.1093/ajh/ hpac048.


32. Артериальная гипертензия у взрослых. Клинические рекомендации 2020. Российский кардиологический журнал. 2020;25(3):149–218.


33. Chauhan K., Pattharanitima P., Piani F., et al. Prevalence and Outcomes Associated with Hyperuricemia in Hospitalized Patients with COVID-19. Am J Nephrol. 2022;53(1):78–86. Doi: 10.1159/000520355.


34. Chen B., Lu C., Gu H.Q., et al. Serum Uric Acid Concentrations and Risk of Adverse Outcomes in Patients With COVID-19. Front Endocrinol. (Lausanne). 2021;12:633767. Doi: 10.3389/ fendo.2021.633767.


35. Balaraj K., Prabhu R., Mukherjee T., Sc R. Can Uric Acid be Used as a Prognostic Factor to Determine the Severity of Covid 19 Infection. J Assoc Phys India. 2022;70(4):11–2.


36. Zheng T., Liu X., Wei Y., et al. Laboratory Predictors of COVID-19 Mortality: A Retrospective Analysis from Tongji Hospital in Wuhan. Mediat Inflamm. 2021;2021:6687412. Doi: 10.1155/2021/6687412.


37. Dalbeth N., Robinson P.C. Patients with gout: an under-recognised group at high risk of COVID- 19. Lancet. Rheumatol. 2021;3(5):e317–18. Doi: 10.1016/S2665-9913(21)00073-4.


38. Tai V., Robinson P.C., Dalbeth N. Gout and the COVID-19 pandemic. Curr Opin Rheumatol. 2022;34(2):111–17. Doi: 10.1097/ BOR.0000000000000860.


39. Jatuworapruk K., Montgomery A., Gianfrancesco M., et al. Characteristics and Outcomes of People With Gout Hospitalized Due to COVID-19: Data From the COVID-19 Global Rheumatology Alliance Physician-Reported Registry. ACR. Open Rheumatol. 2022:10.1002/acr2.11495. Doi: 10.1002/acr2.11495.


40. Topless R.K., Gaffo A., Stamp L.K., et al. Gout and the risk of COVID-19 diagnosis and death in the UK Biobank: a population-based study. Lancet. Rheumatol. 2022;4(4):e274–81. Doi: 10.1016/S2665-9913(21)00401-X.


41. Xie D., Choi H.K., Dalbeth N., et al. Gout and Excess Risk of Severe SARS-CoV-2 Infection Among Vaccinated Individuals: A General Population Study. Arthr Rheumatol. 2022:10.1002/art.42339. Doi: 10.1002/ art.42339.


42. Choi H.K., Soriano L.C., Zhang Y., Rodriguez L.A. Antihypertensive drugs and risk of incident gout among patients with hypertension: population based case-control study. BMJ. 2012;344:d8190. Doi: 10.1136/bmj.d8190.


43. Bruderer S., Bodmer M., Jick S.S., Meier C.R. Use of diuretics and risk of incident gout: a population-based case-control study. Arthr Rheumatol. 2014;66(1):185–96. Doi: 10.1002/art.38203. Erratum in: Arthritis Rheumatol. 2014;66(2):427.


44. Ueno S., Hamada T., Taniguchi S., et al. Effect of Antihypertensive Drugs on Uric Acid Metabolism in Patients with Hypertension: Cross- Sectional Cohort Study. Drug Res. (Stuttg). 2016;66(12):628–32. Doi: 10.1055/s-0042- 113183.


45. Переверзев А.П., Остроумова О.Д. Лекарственно-индуцированные гиперурикемия/подагра. Часть 2: отдельные лекарственные средства, прием которых ассоциирован с повышенным риском развития этих заболеваний. Терапия. 2021;7:159–69.


46. Waller P.C., Ramsay L.E. Predicting acute gout in diuretic-treated hypertensive patients. J Hum Hypertens. 1989;3(6):457–61.


47. Hunter D.J., York M., Chaisson C.E., et al. Recent diuretic use and the risk of recurrent gout attacks: the online case-crossover gout study. J Rheumatol. 2006;33(7):1341–45.


48. Savage P.J., Pressel S.L., Curb J.D., et al. Influence of long-term, low-dose, diuretic-based, antihypertensive therapy on glucose, lipid, uric acid, and potassium levels in older men and women with isolated systolic hypertension: the Systolic Hypertension in the Elderly Program. SHEP Cooperative Research Group. Arch Intern Med. 1998;158:741–51. Doi: 10.1001/ archinte.158.7.741.


49. Palmer B.F. Metabolic complications associated with use of diuretics. Semin Nephrol. 2011;31(6) 542–52. Doi: 10.1016/j. semnephrol.2011.09.009.


50. Handler J. Managing hypertensive patients with gout who take thiazide. J Clin Hypertens. (Greenwich). 2010;12(9):731–35. doi: 10.1111/j.1751-7176.2010.00346.x.


51. Reyes A.J. Cardiovascular drugs and serum uric acid. Cardiovasc Drugs Ther. 2003;17(5–6):397–414. Doi: 10.1023/b:card.0000015855.02485.e3.


52. Ben Salem C., Slim R., Fathallah N., Hmouda H. Drug-induced hyperuricaemia and gout. Rheumatol. 2017;56(5):679–88. Doi: 10.1093/rheumatology/kew293.


53. Plante G.E., Robillard C. Indapamide in the treatment of essential arterial hypertension: results of a controlled study. Curr Med Res Opin. 1983;8(Suppl. 3):59–66. doi: 10.1185/03007998309109837.


54. Weidmann P. Metabolic profile of indapamide sustained-release in patients with hypertension: data from three randomised double-blind studies. Drug Saf. 2001;24:1155–65. Doi: 10.2165/00002018-200124150-00006.


55. Reilly R.F., Peixoto A.J., Desir G.V. The evidence- based use of thiazide diuretics in hypertension and nephrolithiasis. CJASN. 2010;5(10):1893– 903. Doi: 10.2215/CJN.04670510.


56. Musini V.M., Nazer M., Bassett K., Wright J.M. Blood pressure-lowering efficacy of monotherapy with thiazide diuretics for primary hypertension. Cochrane Database Syst Rev. 2014;5:CD003824. Doi: 10.1002/14651858.CD003824.pub2.


57. Трухан Д.И., Филимонов С.Н., Темникова Е.А. Болезни сердечно-сосудистой системы: клиника, диагностика и лечение. Гериатрические аспекты в кардиологии. СПб., 2022. 365 с.


58. Мазуров А.Л., Трухан Д.И. Сравнительная характеристика индапамида и гидрохлоротиазида. Современные наукоемкие технологии. 2010;2:100–1.


59. Кочетков А.И. Тиазидные и тиазидоподобные диуретики в лечении артериальной гипертонии: есть ли различия? Рациональная Фармакотерапия в кардиологии. 2020;16(6):994–1001.


60. Полякова О.А., Остроумова О.Д., Араблинский А.В. Лекарственная безопасность и полиморбидность как важные составляющие рациональной фармакотерапии в кардиологии. Терапия. 2022;4:14–8.


61. Остроумова О.Д., Полякова О.А., Листратов А.И. и др. Тиазидные и тиазидоподобные диуретики: как правильно сделать выбор? Кардиология. 2022;1:89–97.


62. Либов И.А., Моисеева Ю.Н., Комарова А.Г. Гиперурикемия как фактор риска сердечно-сосудистых осложнений у пациентов с артериальной гипертонией. Российский кардиологический журнал. 2022;27(9):68–75.


63. Igase M., Kohara K., Miki T. The Association between Hypertension and Dementia in the Elderly. Int J Hypertens. 2012;2012:320648. Doi: 10.1155/2012/320648.


64. Chillon J.M., Baumbach G.L. Effects of indapamide, a thiazide-like diuretic, on structure of cerebral arterioles in hypertensive rats. Hypertens. 2004;43(5):1092–7. Doi: 10.1161/01.HYP.0000122874.21730.81.


65. Марцевич С.Ю., Кутишенко Н.П., Деев А.Д., Якусевич В.В. Изучение эффективности и переносимости препарата индап в сравнении с препаратами арифон и арифон ретард у больных мягкой и умеренной артериальной гипертонией, назначаемых как в виде монотерапии, так и в комбинации с ингибиторами АПФ. Многоцентровое, открытое, рандомизированное перекрестное исследование. Российский кардиологический журнал. 2006;2:73–7.


66. January C.T., Wann L.S., Calkins H., et al. Writing Group Members 2019 AHA/ACC/HRS focused update of the 2014 AHA/ACC/HRS guideline for the management of patients with atrial fibrillation: A Report of the American College of Cardiology/ American Heart Association Task Force on Clinical Practice Guidelines and the Heart Rhythm Society. Heart Rhythm. 2019;16(8):e66–93. Doi: 10.1016/j.hrthm.2019.01.024.


67. Kirchhof P., Benussi S., Kotecha D., et al., ESC Scientific Document Group. 2016 ESC Guidelines for the management of atrial fibrillation developed in collaboration with EACTS. Eur Heart J. 2016;37(38):2893–962. Doi: 10.1093/eurheartj/ehw210.


68. Фомина И.Г., Тарзиманова А.И., Ветлужский А.В. и др. Пропафенон при восстановлении синусового ритма у больных с персистирующей формой фибрилляции предсердий. «ПРОМЕТЕЙ» – открытое, мультицентровое, пилотное исследование в Российской Федерации (часть II). Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2005;5:62–5.


69. Carfi A., Bernabei R., Landi F. Gemelli Against COVID-19 Post-Acute Care Study Group. Persistent symptoms in patients after acute COVID-19. JAMA. 2020;324(6):603–5. Doi: 10.1001/jama.2020.12603.


70. Townsend L., Dowds J., O’Brien K., et al. Persistent poor health post-COVID-19 is not associated with respiratory complications or initial disease severity. Ann Am Thorac Soc. 2021. Doi: 10.1513/AnnalsATS.202009-1175OC.


71. Huang C., Huang L., Wang Y., et al. 6-month consequences of COVID-19 in patients discharged from hospital: a cohort study. Lancet. 2021;397:220–32. Doi: 10.1016/S0140- 6736(20)32656-8.


72. Butters D., Whitehouse M. COVID-19 and nutriceutical therapies, especially using zinc to supplement antimicrobials. Inflammopharmacol. 2021;29(1):101–5. Doi: 10.1007/s10787- 020-00774-8.


73. Vollbracht C., Kraft K. Feasibility of Vitamin C in the Treatment of Post Viral Fatigue with Focus on Long COVID, Based on a Systematic Review of IV Vitamin C on Fatigue. Nutrients. 2021;13(4):1154. Doi: 10.3390/ nu13041154.


74. Цинк, селен и витамин D. Как защищаться от COVID-19? Коронавирус COVID-19: Официальная информация о коронавирусе в России на портале – стопкоронавирус.рф.


75. Chivese T., Matizanadzo J.T., Musa O.A.H., et al. The prevalence of adaptive immunity to COVID-19 and reinfection after recovery – a comprehensive systematic review and meta-analysis. Pathog. Glob Health. 2022;116(5):269–81. Doi: 10.1080/20477724.2022.2029301.


76. Sotoodeh Ghorbani S., Taherpour N., Bayat S., et al. Epidemiologic characteristics of cases with reinfection, recurrence, and hospital readmission due to COVID-19: A systematic review and meta- analysis. J Med Virol. 2022;94(1):44–53. Doi: 10.1002/jmv.27281.


77. Mao Y., Wang W., Ma J., et al. Reinfection rates among patients previously infected by SARS- CoV-2: systematic review and meta-analysis. Chin Med J (Engl). 2021;135(2):145–52. Doi: 10.1097/CM9.0000000000001892.


78. Flacco M.E., Acuti Martellucci C., Baccolini V., et al. Risk of reinfection and disease after SARS-CoV-2 primary infection: Meta-analysis. Eur J Clin Invest. 2022;52(10):e13845. Doi: 10.1111/eci.13845.


79. Трухан Д.И., Давыдов Е.Л. Место и роль терапевта и врача общей практики в курации коморбидных пациентов в период пандемии новой коронавирусной инфекции (COVID-19): акцент на неспецифическую профилактику. Фарматека. 2021;10:34–45.


80. Борисов В.В. Микроэлементы селен и цинк в организме женщины и мужчины: проблемы и решения. Consilium Medicum. 2018;20(7):63–8.


81. Борисов В.В. Российская демография, пути улучшения мужского и женского здоровья в аспекте фертильности. Мнение уролога и репродуктолога. Consilium Medicum. 2019;21(7):10–8.


82. Трухан Д.И. Новая коронавирусная инфекция (COVID-19) и заболевания / патологические состояния почек и мочевых путей. Клинический разбор в общей медицине. 2022;1:6–15.


83. Трухан Д.И., Викторова И.А. Нефрология. Эндокринология. Гематология. СПб., 2017. 253 с.


84. Трухан Д.И., Викторова И.А., Сафонов А.Д. Болезни печени. СПб., 2019. 239 с.


85. Тарасова Л.В., Трухан Д.И. Болезни кишечника. Клиника, диагностика и лечение. СПб., 2022. 222 с.


86. Greenhalgh T., Sivan M. Delaney B., et al. Long covid-an update for primary care. BMJ. 2022;378:e072117. Doi: 10.1136/bmj-2022- 072117.


Об авторах / Для корреспонденции


Автор для связи: Дмитрий Иванович Трухан, д.м.н., доцент, профессор кафедры поликлинической терапии и внутренних болезней, Омский государственный медицинский университет, Омск, Россия; dmitry_trukhan@mail.ru; ORCID: https://orcid.org/0000-0002-1597-1876


Похожие статьи


Бионика Медиа