Микоплазменная инфекция – актуальная проблема в педиатрии


DOI: https://dx.doi.org/10.18565/pharmateca.2018.s4.90-95

М.К. Хадисова

Московский областной научно-исследовательский клинический институт им. М.Ф. Владимирского, Москва, Россия
В статье обсуждается проблема микоплазменной инфекции в педиатрической практике. Mycoplasma рneumoniae – достаточно распространенный возбудитель острых респираторных заболеваний у детей, являющийся вторым по значимости этиологическим фактором в развитии внебольничной пневмонии у детей старше 5 лет. Микоплазменная инфекция может протекать в различных клинических вариантах с разной степенью тяжести, причем тяжесть течения и спектр клинических проявлений, как респираторных, так и нереспираторных, связаны в наибольшей степени с вирулентностью возбудителя и иммунным потенциалом инфицированного человека. По-прежнему сохраняется потребность в разработке легкодоступного теста для быстрой диагностики. Антибактериальная терапия рекомендована для лечения пневмонии и тяжелых форм, требующих госпитализации.
Ключевые слова: микоплазменная инфекция, респираторный микоплазмоз, этиологическая диагностика, антибактериальная терапия

Внастоящее время проблема микоплазменной инфекции (МИ) становится все более актуальной, особенно в детском возрасте. Это обусловлено возрастающим участием Mycoplasma рneumoniae (MР) в развитии как острых, так и рецидивирующих или хронических заболеваний органов дыхания [1, 2]. Доля МР в этиологической структуре острых респираторных заболеваний (ОРЗ) у детей колеблется от 10 до 45% в зависимости от возраста, особенностей обследуемого контингента, времени года и эпидемической ситуации [3, 4]. МР является важным возбудителем пневмонии, достигая 50% у детей старшего возраста, а в период эпидемиологического подъема заболеваемости – 60% [1, 4, 5]. Актуальность проблемы возрастает и в связи с тем, что у детей с повторными ОРЗ и длительным кашлем в 30% случаев обнаруживается МР [5, 6].

Отсутствие патогномоничных симптомов и полиморфизм клинических проявлений служат важной причиной поздней диагностики. Объективные трудности определяются также отсутствием общепринятых стандартов этиологической верификации диагноза, хотя раннее распознавание и рутинное лабораторное подтверждение диагноза очень важны для назначения адекватной этиотропной терапии, улучшения исходов заболевания и снижения заболеваемости респираторными инфекциями и пневмонией в целом.

Этиология

В 1944 г. М. Итон и соавт. выделили из мокроты больных атипичными пневмониями возбудитель, названный агентом Итона. Почти 20 лет его причисляли к вирусам, в 1963 г. он был определен как MP – мельчайшая бактерия, занимающая промежуточное положение между вирусами и бактериями [6–8].

Согласно современной классификации, микоплазмы относят к семейству Mycoplasmataceae, порядку Mycoplasmatales класса Mollicutes. Их род насчитывает более 100 видов, для человека патогенны 5 видов: M. рneumoniae, M. hominis, U. urealyticum, M. genitalium и M. incognitus. Установ-лено, что по крайней мере первые три вида микоплазм способны поражать органы дыхания людей. Основная этиологическая роль в развитии респираторного микоплазмоза принадлежит МP.

Микоплазмы лишены клеточной стенки, способны к автономному существованию и размножению. Им свойственны следующие особенности: малые размеры клетки и генома (500–1000 мД), минимальное число органелл, трехслойная мембрана, прокариотический нуклеоид, ограниченные возможности для самостоятельного синтеза различных соединений с целью обеспечения своего развития и роста популяции [7–9].

MP – уникальный микроорганизм, обладающий активной скользящей и «вальсирующей» подвижностью, мощным адгезивным аппаратом, обеспечивающим прочное прикрепление к мембране эпителиальной клетки. Отсутствие ригидной клеточной стенки обусловливает полиморфизм, пластичность, осмотическую чувствительность, способность проникать сквозь поры диаметром 0,22 мкм, резистентность к агентам, подавляющим синтез клеточной стенки [1, 7, 9].

Эпидемиология

Респираторный микоплазмоз регистрируется повсеместно. Максимальный подъем заболеваемости отмечается в осенне-зимний период и ранней весной. Для эпидемиологии респираторного микоплазмоза характерна выраженная цикличность. В России описана периодичность в распространении MP, составляющая 4–6 лет [1, 6, 8].

Источником инфекции служат больные манифестной и субклинической формами заболевания. Роль носителей MP (как транзиторных, так и реконвалесцентных) в качестве источников инфекции признается не всеми исследователями, хотя бессимптомное носительство может продолжаться несколько месяцев, у иммунокомпрометированных лиц и более длительно [3, 4, 9, 10]. Инфицирование происходит лишь при тесном контакте между людьми, что обусловлено нестойкостью возбудителя в окружающей среде. В изолированных и полуизолированных группах населения (школьники, военнослужащие, воспитанники детских учреждений, студенты) из-за скопления людей и наличия тесных и долговременных контактов создаются благоприятные условия для циркуляции возбудителя, что приводит к широкому инфицированию членов коллектива. Во вновь созданном коллективе за 2–3 месяца заражаются до 50% контингента [1, 6, 8]. Вспышки пневмонии в образовательных учреждениях вызваны главным образом циркуляцией МР [8, 9].

Описаны семейные вспышки респираторного микоплазмоза, при котором у одних членов семьи диагностируется пневмония, у других – острый трахеобронхит или назофарингит. Некоторые члены семьи остаются здоровыми или по крайней мере не имеют проявлений респираторной инфекции.

Наиболее часто инфекции верхних и нижних дыхательных путей микоплазменной этиологии встречаются у детей, подростков и лиц молодого возраста: у детей 5–14 лет – в 21–35% случаев, у подростков и лиц 19–23 лет – в 16–20% [9, 10]. Ранее считалось, что у детей в возрасте до 5 лет респираторный микоплазмоз считается редкостью, но позднее показано, что дети младшего возраста также попадают в группу риска [1, 4, 5, 11, 12].

Патогенез

Патогенез респираторного микоплазмоза успешно изучается; некоторые механизмы патогенеза и закономерности развития инфекции выяснены. Возбудители респираторного микоплазмоза проникают в организм через дыхательные пути, фиксируются на поверхности эпителия слизистой оболочки трахеи и бронхов; затем могут достигать альвеолоцитов, внедряются в межальвеолярные перегородки, вследствие чего формируются перибронхиальные, периваскулярные и интерстициальные инфильтраты [13–15].

Прикрепившись к клеткам респираторного эпителия, микоплазмы повреждают реснички, вплоть до цитолиза. Далее происходит их цитоадсорбция и встраивание участков мембраны возбудителя в мембрану клеток. Мембранная интеграция сопровождается нарушением макромолекулярного синтеза. Кроме того, MP в большом количестве продуцирует активные формы кислорода, свободные радикалы и возникающие в результате дисмутации супероксида умеренные окислители, вызывающие повреждения реснитчатого эпителия. Этот факт способствует суперинфекции другими микроорганизмами, главным образом Streptococcus pneumoniae [2, 13].

Макрофаги в отсутствие специфических антител не распознают клетки MP как чужеродный антиген и не фагоцитируют их, т.к. они содержат поверхностные белковые компоненты, перекрестно реагирующие с антигенами некоторых тканей человека. Но нейтрофильные лейкоциты в присутствии комплемента могут их фагоцитировать, но возбудитель способен сохранять жизнеспособность в вакуолях этих клеток.

Одним из основных механизмов патогенеза является поликлональная активация MP лимфоцитов, что приводит к пролиферации Т- и В-лимфоцитов и плазматизации В-клеток. Именно поликлональной лимфоцитарной активацией объясняется развитие интерстициальной пневмонии и тяжелых форм инфекции. Считается, что такой сценарий развития болезни характерен для повторного инфицирования [10, 11].

МР обладают удивительной способностью ускользать от иммунологического надзора и длительно персистировать в инфицированном организме, вызывая хронические инфекции и прогрессирующие деструктивные и пролиферативные процессы [10, 13]. Микоплазмы способны сохранять жизнеспособность в фагоцитах (если фагоцитоз произошел) и оказывать повреждающее действие на макрофаги, что приводит к нарушению их функций и клеточной кооперации, необходимой для индукции специфического иммунного ответа. Длительная персистенция микоплазм в макрофагах способствует их диссеминации в организме [6, 11, 13]. Слияние микоплазм с мембранами лимфоцитов также может приводить к изменению функциональной активности последних, в частности к индукции и экспрессии лимфокинов, нарушающих нормальную кооперацию иммунокомпетентных клеток, и в свою очередь – к развитию иммунодефицитного состояния. Последнее подтверждается изучением у пациентов показателей иммунного статуса. Выявлено снижение абсолютного числа Т-лимфоцитов, Т-хелперов, абсолютного числа Т-супрессоров, угнетение функциональной активности Т-системы [11].

В понимании механизмов протективного иммунитета полной ясности нет. В 13–18% случаев после микоплазменной пневмонии возникает реинфекция. Более стойкий иммунитет отмечен у лиц, перенесших тяжелую форму пневмонии [9].

Клиника МИ

Клинические проявления МР-инфекции разнообразны. Инфекция может поражать верхние и нижние дыхательные пути. В первом случае течение заболевания сравнительно легкое, чаще субклиническое [3, 5, 14, 15]. Поражение только верхних дыхательных путей (тонзиллит, назофарингит, ларингит) может протекать с острым началом, высокой лихорадкой до 38,5–40,0°С (особенно у детей старше 3 лет), продолжительностью 5–6 дней и маскировать течение вирусной респираторной инфекции. У детей раннего возраста температура тела может быть субфебрильной или даже нормальной. Интоксикация проявляется головной болью, познабливанием, недомоганием, болью в мышцах и суставах, но чаще не регистрируется. Частые признаки: жалобы на боли в горле, сухой надоедливый кашель. Возможно умеренное увеличение подчелюстных и шейных лимфатических узлов. Для назофарингита характерно затрудненное носовое дыхание. Острый стенозирующий ларинготрахеит микоплазменной этиологии не имеет характерных признаков и протекает с типичной клинической картиной.

Микоплазменный бронхит обычно развивается на 3–4-й день болезни. Возможно появление цианоза носогубного треугольника, одышки экспираторного характера без выраженного тахипноэ. Кашель при микоплазменном бронхите является одним из ведущих симптомов, сохраняясь в течение 1,5–2 недель, практически не меняясь. Кашель сухой непродуктивный, обычно сохраняется длительно – до 4–6 недель. В легких выслушиваются жесткое дыхание, рассеянные сухие и разнокалиберные влажные хрипы с обеих сторон продолжительностью до двух недель [1, 8, 14].

При любом дебюте микоплазменной пневмонии не наблюдается выраженной интоксикации и проявлений дыхательной недостаточности, что является одним из немногих характерных признаков заболевания. Характерно несоответствие физикальных изменений и рентгенологических данных, что может быть обусловлено различиями сроков обследования. При аускультации лишь на 3–5-е сутки определяется ослабленное дыхание и минимальное количество влажных хрипов. Перкуторные изменения в легких слабо выражены. В 26% случаев развивается сухой или геморрагический плеврит [15]. Микоплазменная пневмония разрешается медленно, в течение 3–6 недель, у отдельных больных – более длительно. МИ редко приводит к смерти (не более 1,4–5%).

При респираторном микоплазмозе возможны нереспираторные проявления, сопровождающие поражение органов дыхания или осложняющие его течение, но возможно отсутствие связи с предшествовавшими респираторными симптомами [14, 15]. Наиболее часто встречаются поражения кожи типа крапивницы, герпетиформной сыпи или эрозивного эктодерматоза. Также МИ может протекать с клинической картиной многоформной эритемы и тяжелой ее формой – синдромом Стивенса–Джонсона [7]. В основе гематологических нарушений, сопровождающих МИ, лежит способность микоплазм вызывать гемолиз и гемагглютинацию эритроцитов, что приводит к развитию транзиторной гемолитической анемии. MP влияет на систему свертывания крови и может вызывать внутрисосудистую гиперкоагуляцию. Описаны случаи тромбопенической пурпуры. Возможны миокардит, перикардит, эндокардит, менингит, менингоэнцефалит, мозжечковая атаксия, невриты периферических и черепно-мозговых нервов, опорно-двигательного аппарата (3–4%). Изредка могут развиваться гастроэнтерит, гепатит и панкреатит [2, 10]. Полагают, что в основу возникновения внелегочных проявлений МИ вовлечена перекрестная иммунная реактивность между бактериальными и человеческими клетками, их большая частота ассоциирована с распространением резистентных к макролидам штаммов МР [16].

Рентгенологические изменения при МИ разнообразны, но чаще выявляют усиление бронхолегочного рисунка, расширение корней легких, наличие петлевидных и сетчатых элементов. Пневмония протекает по типу интерстициальных очаговых поражений, реже отмечают сегментарные, долевые и смешанные пневмонии. Пневмоническая инфильтрация локализуется преимущественно в нижних долях легких, причем в 10–40% случаев наблюдается двусторонний процесс [13, 14].

Этиологическая диагностика

Несмотря на возможность проведения серологической диагностики, до сих пор существуют объективные ограничения, не позволяющие убедительно отличить носительство, ранее перенесенную или текущую инфекцию. Это обусловлено недостатками стандартизации тест-систем, возможным отсутствием сероконверсии у детей раннего возраста или при реактивации персистирующей инфекции, высокой вероятностью вирусных суперинфекций, длительной персистенцией возбудителя без каких-либо клинических признаков [5, 7]. При кажущемся изобилии различных диагностических методик быстрая и точная лабораторная верификация респираторного микоплазмоза остается большой проблемой. Для лабораторного подтверждения МИ используют культуральные, иммунологические и молекулярно-биологические методы [1, 3, 4, 17, 18].

Для быстрого выявления антигенов микоплазм в различных биосубстратах используют реакции прямой и непрямой иммунофлуоресценции. Реакция непрямой иммунофлуоресценции (РНИФ) характеризуется высокой чувствительностью, специфичностью, воспроизводимостью и быстротой получения ответа (около 1,5 часа).

В основу метода положено иммунофлуоресцентное исследование клинического материала (мазки из носоглотки, промывные воды бронхов, мокрота) и выявление специфического свечения антигена МР. Реакция агрегатгемагглютинации (РАГА) для выявления антигенов в сыворотке крови обладает высокой чувствительностью, позволяет выявлять антигены микоплазм в сыворотке крови в концентрации 0,001–0,0001 мкг/мл (по белку). Из-за отсутствия стабильного сухого диагностикума этот метод не нашел широкого применения.

Серологические методы диагностики основаны на определении специфических антител (в единичной и парных сыворотках). Реакция связывания комплемента (РСК) имеет вариабельную чувствительность (50–90%) и субоптимальную специфичность. Максимальные титры антител у больных в РСК наблюдаются обычно на 3-й неделе заболевания и сохраняются в течение 3–7 недель после выздоровления, в высокочувствительных реакциях их можно выявить в течение 6–8 месяцев. Диагноз считается положительным только при значении титров антител выше 1:64 или выраженной сероконверсии. Низкая чувствительность, невозможность определения различных классов антител, длительность интерпретации и, как правило, ретроспективная постановка диагноза считаются недостатком родоспецифического теста [15, 17, 18].

Наиболее приемлемым стандартом серологической диагностики МИ в настоящее время является иммуноферментный анализ (ИФА) с обнаружением специфических иммуноглобулинов (Ig) и их классов М, G и А, которые имеют значение при дифференциации активной и персистирующей инфекции. Накопление антител каждого из этих классов происходит через определенные промежутки времени от начала иммунного ответа и зависит от характера инфицирования (первичное или вторичное). При первичном инфицировании сначала появляются антитела класса IgМ, затем – IgG. Так, антитела класса IgM могут быть выявлены с седьмого дня после появления симптомов заболевания, а их пик отмечается через 2–3 недели. IgM могут не продуцироваться при реинфекции, поэтому их наличие, вероятнее всего, свидетельствует о недавней инфекции. В ИФА IgM можно обнаруживать через 6–8 месяцев и поэтому при исследовании одной пробы сыворотки невозможно точно датировать заболевание. Необходимо исследование парных сывороток с интервалом 2–3 недели. IgA-антитела продуцируются на ранних стадиях заболевания. Сероконверсия антител в классах IgM и IgG более надежно подтверждает этиологию заболевания. Метод характеризуется высокой чувствительностью и специфичностью (95%). Вместе с тем до сих пор отсутствует четкая стандартизация тест-систем для диагностики МИ, что может быть причиной определенного числа диагностических ошибок.

В последние годы определенную роль играют молекулярно-биологические методы. Однако наряду с их высокой чувствительностью учитывают меньшую их специфичность, ограничение возможности при использовании в рутинной практике. С помощью полимеразной цепной реакции (ПЦР) надежно дифференцировать носительство на фоне острой респираторной вирусной инфекции от текущего микоплазмоза не удается. Нередко наблюдаются ложноотрицательные результаты [1, 5, 15].

Можно заключить, что использование комбинаций методов и сероконверсии антител в ИФА более убедительно подтверждает этиологию инфекции, однако экономические затраты и ретроспективное получение результатов не удовлетворяют полностью потребности ранней диагностики в повседневной работе.

Лечение респираторного микоплазмоза

Решение о назначении антибактериальной терапии принимается на основании совокупности признаков: клинической формы, тяжести течения и сопутствующей патологии. Антибактериальная терапия в лечении микоплазменного фаринготонзиллита и ларинготрахеита не показана, т.к. в большинстве случаев возможна самостоятельная элиминация возбудителя, а эффективность антибактериальной терапии в этих случаях четко не определена [19].

Антибактериальная терапия рекомендована при тяжелой острой респираторной МИ, микоплазменной пневмонии, а также у детей групп риска (пациенты с синдромом Дауна, иммунодефицитными состояниями, серповидноклеточной анемией, тяжелой врожденной и приобретенной патологией легких и сердца) [9, 19].

Препаратом выбора служат макролиды, способные действовать внутриклеточно [3, 8, 19]. Также высокоэффективны фторхинолоны и тетрациклины, однако в педиатрической практике использование последних связано с возрастными ограничениями.

Механизм действия макролидов ассоциирован с нарушением синтеза белка в клетках чувствительных микроорганизмов. Для большинства этих препаратов характерен постантибиотический эффект. Благодаря этому антибактериальное действие усиливается и пролонгируется, сохраняясь в течение срока, необходимого для ресинтеза новых функциональных белков микробной клетки. Более того, макролиды обладают противовоспалительными и иммуномодулирующими свойствами, положительно влияют на такие функции нейтрофилов, как фагоцитоз, хемотаксис, киллинг, а также, взаимодействуя с клетками иммунной системы, могут ингибировать синтез и/или секрецию противовоспалительных цитокинов (интерлейкины-1, -6, -8, фактор некроза опухоли α) и, наоборот, усиливать секрецию противовоспалительных (интерлейкинов-2, -4, -10). Макролиды препятствуют адгезии бактерий к поверхности клеток, тормозят экспрессию факторов вирулентности микробов [8, 15, 19]. Микробиологическая эффективность различных макролидов по отношению к MР практически одинакова, поэтому при выборе препарата необходимо обращать внимание на возраст пациента, наличие детских лекарственных форм, профиль безопасности, а также взаимодействие с другими лекарственными средствами.

Появившиеся в последние 10 лет новые макролиды – рокситромицин, кларитромицин, азитромицин и др. – отличаются высоким потенциалом безопасности, возможностью сократить кратность приема и в ряде случаев минимизировать продолжительность лечения. Несомненным достоинством «новых» макролидов является их низкий аллергенный потенциал; частота реакций гиперчувствительности при их применении не превышает 0,5% [19].

Продолжительность антибактериальной терапии при респираторном микоплазмозе не должна ориентироваться на сроки выделения возбудителя из организма и уровни специфических антител. MР даже после проведенного лечения может сохраняться в организме еще на протяжении нескольких недель. Специфические к MP антитела класса IgМ могут обнаруживаться в течение нескольких месяцев, а антитела класса IgG – даже через несколько лет [7, 13, 15], поэтому продолжительность лечения определяется клиническими критериями выздоровления, а не лабораторными показателями.

В соответствии с мнением экспертов при адекватно подобранной этиотропной терапии курс применения антибиотиков не должен превышать 10–14 дней.

При лечении микоплазменной пневмонии следует учитывать, что за последние 15 лет распространяется резистентность МР к макролидам и в настоящее время она составляет от 0 до 15% в Европе и США, приблизительно 30% в Израиле и до 90–100% в Азии. Эта проблема приобретает весомое значение, т.к. возникает необходимость применения альтернативных антибиотиков (доксициклина и фторхинолонов), которые имеют возрастные ограничения (доксициклин противопоказан детям младше 8 лет левофлоксацин – всем детям младше 18 лет) [20].

Данные по использованию кортикостероидов в лечении тяжелых форм МИ и нереспираторных их проявлений противоречивы, поэтому преимущества их использования требуют дальнейшего изучения.

Заключение

Таким образом, МР – достаточно распространенный возбудитель ОРЗ у детей, являющийся вторым по значимости этиологическим фактором в развитии внебольничной пневмонии у детей старше 5 лет. МИ может протекать в различных клинических вариантах с разной степенью тяжести, причем тяжесть течения и спектр клинических проявлений, как респираторных, так и нереспираторных, связаны в наибольшей степени с вирулентностью возбудителя и иммунным потенциалом инфицированного человека. По-прежнему сохраняется потребность в разработке легкодоступного теста для быстрой диагностики. Антибактериальная терапия рекомендована для лечения пневмонии и тяжелых форм, требующих госпитализации.

Существуют объективные трудности лечения МИ, которые могут возрастать в перспективе в связи с ростом резистентных к макролидам штаммов и нереспираторных проявлений инфекции. Разработка адекватной тактики лечения и профилактических мер может значительно влиять на формирование хронической патологии дыхательной системы (хронической обструктивной болезни легких и астмы), потенциально связанных с МИ.


Литература


1. Самсыгина Г.А. Микоплазмоз респираторного тракта у детей и подростков. Consillium Medicum. Педиатрия (Приложение). 2011;4:67–70.

2. Yamazaki T., Kenri T. Epidemiology of Mycoplasma pneumoniae Infections in Japan and Therapeutic Strategies for Macrolide-Resistant M. pneumoniae. Front. Microbiol. 2016;7:693. Doi: 10.3389/fmicb.2016.00693.

3. Sun H., Xue G., Yan C., et al. Changes in Molecular Characteristics of Mycoplasma pneumoniae in Clinical Specimens from Children in Beijing between 2003 and 2015. PLoS One. 2017;12(1):e0170253. Doi: 10.1371/journal.pone.0170253.

4. Liao J.Y., Zhang T. Distribution characteristics of Mycoplasma pneumoniae, Chlamydia pneumoniae, and Legionella pneumophila in hospitalized children with acute respiratory tract infection: an analysis of 13 198 cases. Zhongguo Dang Dai Er Ke Za Zhi. 2016;18(7):607–13.

5. Хадисова М.К. Клинико-лабораторные особенности, вопросы терапии микоплазменной инфекции (Mycoplasma pneumoniae) у детей с острыми респираторными заболеваниями. Дисс. канд. мед. наук. 2013.

6. Королева Е.Г., Осидак Л.В., Милькинт К.К. и др. Респираторная микоплазменная инфекция у детей с отягощенным преморбидным фоном. Детские инфекции. 2004:4:17–22.

7. Narita M. Pathogenesis of extrapulmonary manifestations of Mycoplasma pneumoniae infection with special reference to pneumonia. J. Infect. Chemother. 2010;16:162–69. Doi: 10.1007/s10156-010-0044-x.

8. Харламова Ф.С., Шамшева О.В., Воробьева Д.А. и др. Микоплазменная инфекция у детей: современная диагностика и терапия. Детские инфекции. 2016;15(3):50–7. Doi: 10.1234/XXXX-XXXX-2016-3-50-57.

9. Izumikawa K. Clinical Features of Severe or Fatal Mycoplasma pneumoniae Pneumonia. Front. Microbiol. 2016;7:800. Doi: 10.3389/fmicb.2016.00800.

10. Saraya T., Nakata K., Nakagaki K., et al. Identification of a mechanism for lung inflammation caused by Mycoplasma pneumoniae using a novel mouse model. Results Immunol. 2011;1(1):76–87. Doi: 10.1016/j.rinim.2011.11.001.

11. Chaudhry R., Ghosh A., Chandolia A. Pathogenesis of Mycoplasma pneumoniae: An update. Ind. J. Med. Microbiol. 2016;34(1):7–16. Doi: 10.4103/0255-0857.174112. Review.

12. Techasaensiri C., Tagliabue C., Cagle M., et al. Variation in colonization, ADP-ribosylating and vacuolating cytotoxin, and pulmonary disease severity among mycoplasma pneumoniae strains. Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2010;182(6):797–804. Doi: 10.1164/rccm.201001-0080OC.

13. Jiang W., Yan Y., Ji W., et al. Clinical significance of different bacterial load of Mycoplasma pneumoniae in patients with Mycoplasma pneumoniae pneumonia. Braz. J. Infect. Dis. 2014;18:124–28. Doi: 10.1016/j.bjid.2013.06.004.

14. Внебольничная пневмония у детей. Клинические рекомендации. Российское респираторное общество. Межрегиональное педиатрическое респираторное общество. Федерация педиатров стран СНГ. Московское общество детских врачей. М., 2015. 64 с.

15. Савенкова М.С., Савенков М.П., Самитова Э.Р. и др. Микоплазменная инфекция: клинические формы, особенности течения, ошибки диагностики. Вопросы современной педиатрии. 2013;12(6):108–14.

16. Bajantri B., Venkatram S., Diaz-Fuentes G. Mycoplasma pneumoniae: A Potentially Severe Infection. J. Clin. Med. Res. 2018;10(7):535–44. Doi: 10.14740/jocmr3421w.

17. Nilsson A.C., Bjorkman P., Persson K. Polymerase chain reaction is superior to serology for the diagnosis of acute Mycoplasma pneumoniae infection and reveals a high rate of persistent infection. BMC. Microbiol. 2008;8:93.

18. Lee W.J., Huang E.Y., Tsai C.M., et al. Role of Serum Mycoplasma pneumoniae IgA, IgM, and IgG in the Diagnosis of Mycoplasma pneumoniae-Related Pneumonia in School-Age Children and Adolescents. Clin. Vaccine Immunol. 2017;24(1):e00471-16. Doi: 10.1128/CVI.00471-16.

19. Spuesens E.B., Fraaij P.L., Visser E.G., et al. Carriage of Mycoplasma pneumoniae in the upper respiratory tract of symptomatic and asymptomatic children: an observational study. PLoS Med. 2013;10(5):e1001444. Doi: 10.1371/journal.pmed.1001444.

20. Pereyre S., Goret J., Bébéar C. Mycoplasma pneumoniae: Current Knowledge on Macrolide Resistance and Treatment. Front Microbiol. 2016;7:974. Doi: 10.3389/fmicb. 2016.00974.


Об авторах / Для корреспонденции


Автор для связи: М.К. Хадисова – к.м.н., науч. сотр. детского инфекционного отделения, МОНИКИ им. М.Ф. Владимирского, Москва, Россия; e-mail: murzabekova.marina.1979@mail.ru


Бионика Медиа